Читаем Империя пера Екатерины II: литература как политика полностью

Центральный мотив этой оды – саркастическая, ложная похвала богу Счастия, источнику всевозможных благ, которыми пользуются все (в том числе и недостойные) и которые оказываются недоступны лирическому герою. Державин пишет:

О ты, великомощно счастье!Источник наших бед, утех,Кому и в ведро и в ненастьеМавр, лопарь, пастыри, цари,Моляся в кущах и на троне,В воскликновениях и стоне,В сердцах их зиждут алтари! (I, 244)

Эта ложная, саркастическая похвала – похвала некой великой «власти» – уже была представлена в той же оде «Бахусу»:

О, ты, что рюмки и стаканы,Все плошки, бочки, ендовыВеликою объемлешь властью,Даешь путь пьяницам ко щастью,Из буйной гонишь страх главы[444].

Однако в оде Фортуне Державин идет дальше. Он использует и обыгрывает не только сравнительно «невинную» оду «Бахусу», но и более рискованную оду «На воспоминание прошедшей молодости» Ф. И. Дмитриева-Мамонова. В своем обращении к божеству Счастию с просьбой обратить на него внимание и изменить плачевную участь Державин использует заставку этого стихотворения – квазиодическое обращение к Вагине, которая также предстает как великомощное божество. Державин использует текст «На воспоминание…» в нескольких местах своей оды и на разных уровнях: тематическом, лексическом, фразеологическом, синтаксическом. Характерны значимые повторы в оде Державина:

Услышь, услышь меня, о Счастье! (I, 254)Увы! Еще ты не внимаешь,О Счастие! Моей мольбе… (I, 258)

В тексте «На воспоминание прошедшей молодости»:

Склонись, склонись моей мольбою[445]

Важным было у Державина использование редкой инвертированной формы сравнения, где сравнительный союз «как» стоял после сравнения («И солнце как сквозь бурь, ненастье» у Державина (I, 254); «На вопль как сирого и нища» в «На воспоминание прошедшей молодости»[446]). Сам мотив просьбы-мольбы о перемене участи в оде «На Счастие» был несколько раз повторен и акцентирован Державиным:

В те дни и времена чудесныТвой взор и на меня всеместный Простри, о над царями царь!Простри – и удостой усмешкойПрезренную тобою тварь (I, 251).Услышь, услышь меня, о Счастье!И солнце как сквозь бурь, ненастье,Так на меня и ты взгляни;Прошу, молю тебя умильно,Мою ты участь премени (I, 254).

В оде «На воспоминание прошедшей молодости» герой обращался за помощью к Пизде, «владычице богов и смертных»:

Из мрачного ко мне жилищаНа вопль как сирого и нищаСквозь лес, сквозь блато взор простри,Склонись, склонись моей мольбою,Смяхчись, зря страждуща тобою,И с хуя плеснеть оботри[447].

Сквозь обращение Державина ко Счастию просвечивала параллель с молением к Пизде. Здесь происходило в высшей степени рискованное сближение власти императрицы (она – Фелица, счастье в высшем смысле) и власти вагины. Тем более что Фортуна (счастье в более прагматическом плане – удача, везение) стояла очень близко к Фелице. Державин нарочито проводит такое опасное сближение – внешне комплиментарное призывание Счастия приобретает иронические и даже саркастические обертоны. Здесь – в самой структуре текста – просвечивал этот второй текст, и он говорил о другой Владычице. В конечном итоге обе уравнивались как источник «блага», хотя бы и временного. Как сказано было выше, во «внешнем» тексте Державин разподобил Екатерину и бога Счастие, но во «внутреннем» тексте, наполненном барковианскими отсылками, Фортуна сближалась с Фелицей, и обе богини уподоблялись Вагине.

Характерно также было завершение оды «На Счастие» – обещание воздать объекту восхваления и (в случае помощи) подобающие божеские почести: храм, цветы, служение. Державин пишет:

Я храм тебе и торжествоУстрою, и везде по крыльцамТвоим рассыплю я цветы;Возжгу куренья благовонны,И буду ездить на поклоны,Где только обитаешь ты (I, 255).

Этот же мотив воздвижения алтаря отсылал к известной барковианской оде «Победоносной Героине Пизде»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы.
Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы.

В новой книге известного писателя, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрываются тайны четырех самых великих романов Ф. М. Достоевского — «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира.Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразилась в его произведениях? Кто были прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой Легенды о Великом инквизиторе? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и не написанном втором томе романа? На эти и другие вопросы читатель найдет ответы в книге «Расшифрованный Достоевский».

Борис Вадимович Соколов

Критика / Литературоведение / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное