Империя пера Екатерины II: литература как политика

Удачливым соперником Бретёйля стал граф де Верженн, занявший пост в конце июля 1774 года и немедленно заверивший русский двор в стремлении «к дружбе и доброму согласию»[85]. Более того, Людовик XVI и Верженн осудили пугачевщину и поддержали Екатерину. Как представляется, именно в это время – в начале августа 1774 года – Екатерина останавливает антифранцузскую кампанию «Кошелька». С 6-го номера издание Новикова обрывает все сюжеты, связанные с Шевалье де Мансонжем, и «забывает» обо всех прежде данных обещаниях…

В конце лета 1774 года русско-французские отношения стремительно улучшаются: Франция (не без влияния финансового кризиса) прекращает субсидировать противников России – Швецию и польских конфедератов. Именно после этого, 2 сентября 1774 года, заканчивается издание «Кошелька». Аббат Шапп и Шевалье де Мансонж, порождения эпохи русско-французской «холодной войны», отходят в прошлое.

Глава вторая Варварская столица: смех во время чумы

Чума – не общий праздник, а строгие границы.

Мишель Фуко. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. III, 3, 288

…Здесь находят, что анонимный автор этих новых комедий… хорошо знает свою страну…

Екатерина II Вольтеру. 6–17 октября 1772

В начале 1772 года императрица сочиняет и сразу же ставит в придворном театре свою первую комедию «О Время!». Эта пьеса, открывавшая целый ряд следующих одна за другой комедий, содержала весьма неожиданный подзаголовок: «Сочинена в Ярославле во время чумы 1772 года». Остальные драматические опыты императрицы, составившие своеобразный цикл комедий 1772 года, хотя и не упоминали чуму, все же педантично сохраняли указание на Ярославль как на место сочинения комедии. Полная версия подзаголовка первой и ключевой пьесы «О Время!» проецировалась на все последующие тексты: тщательно повторенная в названии каждой новой комедии фраза – «сочинена в Ярославле» – подразумевала, что все пьесы сочинялись автором, укрывшимся в Ярославле от чумы. Ссылка на Ярославль, как и выставленный напоказ образ «неизвестного» автора новых комедий, казалась чересчур откровенной мистификацией: читатели и зрители, без сомнения, догадывались, кто являлся автором пьес, с роскошью поставленных на придворной сцене.

Тем не менее Н. И. Новиков, открывая свой новый журнал «Живописец» обращением к императрице, подыграл – вполне в духе времени – анонимности нового драматурга, озаглавив свое в высшей степени комплементарное эссе «Неизвестному г. сочинителю комедии О Время». Новиков, безусловно, знал, кто является автором комедии и кому его журнал расточает преувеличенные похвалы, но считал необходимым поддержать эту игру. Он писал: «Я не знаю, кто вы; но ведаю только то, что за сочинение ваше достойны почтения и великия благодарности. Ваша комедия О Время троекратно представлена была на императорском придворном театре и троекратно постепенно умножала справедливую похвалу своему сочинителю. И как не быть ей хвалимой? Вы перьвой сочинили комедию точно в наших нравах; вы перьвой с таким искусством и остротою заставили слушать едкость сатиры с приятностию и удовольствием; вы перьвой с такою благородною смелостию напали на пороки, в России господствовавшия; и вы перьвой достойны по справедливости великой похвалы»[86].

Новиков под разными журнальными масками ведет постоянный диалог с комедиями Екатерины на страницах «Живописца», советуя императрице продолжать обличение «худых обычаев» и «зловредных нравов» общества, выпрямляя и упрощая ее комедийный проект. Однако императрица отмахнулась от «обличительства», предложенного Новиковым. В своем «Письме к Господину Живописцу», помещенном в седьмом листе журнала, Екатерина сообщала: «Комедию мою сочинил я, живучи во уединении во время свирепствовавшей язвы, и при сочинении оной не брал я находившихся в ней умоначертаний ни откуда, кроме собственной моей семьи. ‹…› Пишу я для собственной своей забавы, и естьли малые сочинения мои приобретут успех и принесут удовольствие разумным людям, то я тем весьма награжден буду»[87].

В этих уклончивых заявлениях прозвучала некоторая идеологическая и эстетическая программа. Во-первых, императрица прокламировала свою независимость от навязываемых ей стереотипов – комедия призвана была наказывать пороки и исправлять нравы. Анонимный автор отказывался от роли «учителя», ставя на первое место такие категории, как «забава», «удовольствие». Это не было декларацией «чистого искусства» – Екатерина всего лишь протестовала против поверхностного и скучного дидактизма, против бесконечных споров о преимуществах сатиры «на лицо» или «на порок» (первая считалась политически острее, и именно к такой сатире призывал императрицу Новиков).