Империя пера Екатерины II: литература как политика

В первых номерах «Кошелька» (в серии разговоров между русским, немцем и французом) издатель выводил на сцену молодого француза по имени Шевалье де Мансонж (от французского «un mensonge» – ложь), приехавшего в Россию парикмахера, циничного и необразованного авантюриста, устраивающегося «учителем» в русскую семью. Реальная профессия этого учителя – парикмахер, «волосочесатель» – также корреспондировала с названием журнала, а его имя и скептический взгляд на Россию и русских вызывал в памяти недавнюю дискуссию о «лжи» с автором «Путешествия в Сибирь».

Не случайно имя аббата Шаппа тут же появляется в тексте «Кошелька» – в примечании, в чрезвычайно затемненном виде, доступном для раскодирования лишь немногим читателям, прежде всего самой императрице и ее ближайшему окружению. В противовес первым трем номерам «Кошелька», содержащим насмешки и над французами, и над русскими полуобразованными галломанами, в четвертом листе издатель являет читателю нового героя – некоего «защитника» Франции и французов, который ужасается тому, что в России может быть отменено французское платье, которое послужило главным инструментом европеизации – «претворило» русских из «варваров» в «европейцев»[79].

Анонимный «защитник» французов в своем письме обвиняет издателя в стремлении вернуть все те стародавние времена (допетровские), «кои от просвещенных людей именуются ныне варварством»[80]. Именно к этому месту тот же галломан, чье письмо, по сообщению издателя, написано на смеси французского с русским и «переведено» тем же издателем, делает замечательное примечание: «О сем, если вы любопытства имеете побольше наших прародителей, которые от великих своих добродетелей никаких книг не имели и не читали, то можете сие видеть в сочинении Абе де Ш… и других подобных ему беспристрастных писателях о России: но я всех их не могу упомнить»[81].

Аббат Шапп назван здесь «беспристрастным писателем», и его сочинение рекомендуется читать всем просвещенным читателям, не разделяющим позицию издателя «Кошелька». С кем же и почему «защитник» французского, опираясь на Шаппа, вступает в полемику? Все это сочинение – новая «маска» самого издателя, это ложно-полемическое письмо, созданное для пародийной демонстрации мнения оппонентов журнала. Новиков создает образ этого полурусского галломана не по известным русским клише – тип галломана уже был комически обработан в ряде сочинений, в том числе в известном Новикову «Бригадире» Д. И. Фонвизина. Здесь он вполне оригинален и построен не столько на бытовых, сколько на культурно-идеологических мотивах.

Откровенно фальшивой, искусственно-сконструированной была сама «защита» французов – с упоминанием их «выдающихся» достижений в образовании под воздействием теорий Руссо. Известно, что Екатерина ненавидела Руссо, запретила ввоз в Россию его сочинения «Эмиль» и неоднократно негативно отзывалась об опыте некоторых семей, приглашавших Руссо в качестве воспитателя детей[82].

Важно было уже одно то, что этот «защитник» французов опирался в своей «полемике» с издателем «Кошелька» на книгу Шаппа. Сам набор имен (Шапп, Руссо), общая парадигма дискуссии о варварстве и цивилизованности, даже отдельные формулы повторяли пафос «Антидота» Екатерины: «Ведь справедливо во *** (Франции. – В. П.) русских людей почитают еще невеждами, варварами или на милость обезьянами»[83].

Все это указывает на то, что Новиков хорошо разбирался в политической обстановке и, возможно, получил прямое указание императрицы критиковать Францию. Важен контекст, в котором фигурирует здесь имя Шаппа, и анализ этого маленького издания из девяти небольших номеров («листов») позволяет пересмотреть «сатирическую» направленность новиковского журнала, целиком ориентированного на Екатерину и ее политико-культурные интересы. «Кошелек» Николая Новикова издавался в переломный момент в отношениях Екатерины с Францией, и политический кризис целиком обусловил противоречивый характер издания, начатого в антифранцузском модусе и неожиданно поменявшего тон в самый разгар маленькой «холодной войны».

Лето 1774 года – время выхода «Кошелька» – ознаменовалось важнейшими событиями во Франции и в русско-французских отношениях. В мае 1774 года умер Людовик XV, отношения с которым у русского двора были крайне враждебными. Помимо поддержки Оттоманской Порты и польских конфедератов, Людовик XV пытался наладить контакты с Пугачевым[84]. Первые недели лета того же 1774 года во Франции шла политическая борьба: молодой король Людовик XVI подбирал министров, в том числе и министра иностранных дел. Мария-Антуанетта интриговала с целью вернуть на этот пост враждебного Екатерине герцога Шуазеля. Ее интриги не имели успеха, а в июне 1774 года за пост уже боролись два кандидата. Первый – хорошо известный Екатерине барон Бретёйль, бывший с 1760 года французским посланником в Петербурге. Именно при нем в Петербурге находились два ненавистных Екатерине автора – Рюльер и Шапп, и именно его связывали с проведением антирусской политики Шуазеля.