Еще в 1786 году, когда пьеса, еще не опера, писалась императрицей, Потемкин делал поправки в ее тексте. Храповицкий записал 7 октября 1786 года: «Призван был в шестом часу после обеда, и отдан мне
Сначала Екатерина была недовольна музыкой для оперы – ей не понравились хоры, сочиненные ее придворным композитором Доменико Чимарозой. Взамен она просила Потемкина обратиться к Джузеппе Сарти, отставленному капельмейстеру, находившемуся на службе при штабе Потемкина в Малороссии. 5 сентября Храповицкий записал: «Не показался хор Чимарозов для
Сарти точно понимал «греческое» направление всей пьесы, в особенности старательно он эллинизировал музыкальное сопровождение последнего, пятого, действия, в котором на заднем плане выдвигалась вторая сцена, где разыгрывались фрагменты пьесы Еврипида «Алкеста». Этот почти постмодернистский прием «театра в театре» был исключительно важен не только для эффектности зрелища, но прежде всего – для его идеолого-политического завершения. Музыкальная часть к пятому акту, написанная Сарти, была направлена на воссоздание античного музыкального театра: по мнению историка музыки Л. Кириллиной, Сарти «все время держал в уме глюковские реформаторские оперы» (та же «Альцеста», «Ифигения в Авлиде», «Ифигения в Тавриде») и старался превзойти их[330]
. Сарти даже написал специальную работу, посвященную объяснению принципов своего переклада «столповой» греческой музыки, греческой лирической декламации на более привычный для современников лад[331].Екатерина с восторгом приняла сочинение; Храповицкий записал 28 сентября 1790 года, накануне премьеры оперы: «Разговоры об „Олеге“. На вопрос о музыке, читал и отдал изъяснение, от Сарти присланное: c’est une dissertation sur la musique grecque. Принято с удовольствием»[332]
. Сарти попытался представить, судя по его диссертации, настоящую реконструкцию греческой музыки – его работа пестрит ссылками на источники, свидетельствующие о звучании того или иного инструмента, о характере музыки того или иного хора в трагедии.Не менее серьезной была и работа над текстом перевода Еврипида. Как свидетельствуют рукописи, перевод более обширного фрагмента был сначала выполнен прозой с французского текста – пьеса называлась «Альцеста», а главный персонаж – Геркулесом. Затем был второй вариант, где звучание имен было приближено к источнику и Геркулес был переделан в Ираклия. Существовал и третий вариант, переведенный с греческого, сделанный, как отмечал Пыпин, «неизвестною рукою»[333]
.Зачем Екатерине был нужен и важен этот фрагмент из трагедии Еврипида?
Опера служила манифестацией успехов восточной политики России, и сама триумфальность выражалась не только помпезными сценами в Константинополе. Был введен и более эзотерический элемент репрезентации – путем представления фрагмента из «Алькесты» Еврипида, посвященного подвигу Геракла. Согласно тексту Еврипида, Геракл приходит в дом умирающего царя Адмета. Последний спасен его женой Алькестой, спустившейся в Аид вместо мужа. Именно этот короткий фрагмент был вставлен Екатериной в текст оперы. За пределами этого фрагмента остался запечатленный у Еврипида подвиг Геракла, спустившегося в Аид и выведшего Альцесту из Аида. Екатерина или, скорее всего, ее помощники сократили текст, но для зрителей не столь релевантно было полное изложение хорошо известного им подвига – важна была сама фигура Геракла, появившегося на русской сцене.