Империя (СИ)

Медленно и торжественно к Ромулу вышел Понтий. На нем была белоснежная тога – настолько ослепительная в своей белизне, что при взгляде на нее слезились глаза. Понтий старался держаться прямо, рядом с ним шел раб, который помогал ему спускаться по ступеням, придерживая под руку. Прислуга никого не пускала к своему хозяину, и поэтому Ромул ожидал у входа. Увидев друга в таком виде, он негромко усмехнулся. Наблюдать за тем, как здорового мужика придерживают за ручку, словно нежную девицу, было и впрямь смешно, особенно если вспомнить, как еще совсем недавно этот «немощный» рубил варваров направо и налево. В таком виде Понтий казался Ромулу нелепым, даже глупым, но тот и не думал о впечатлении, которое производит: быть богатым и знатным нравилось ему с каждым днем все больше и больше.

– Приветствую тебя, Ромул! – словно актер, играющий роль, произнес Понтий, слегка приобнимая друга.

– И я рад тебя видеть. А к чему весь этот пафос, Понтий?

– Тише, – склоняясь к уху Ромула, произнес он. – Мои рабы и слуги должны знать свое место и осознавать мое величие.

– А-а-а… Понятно, – принимая серьезное выражение лица, кивнул Ромул.

– Так зачем ты пожаловал?

– Луция не видел? В лагере сказали, что он взял солдат и отправился куда-то вместе с Ратибором. Я один не в курсе, что он задумал, или это для всех осталось секретом?

– Не знаю, он весь месяц был сам не свой. Да и кто знает, что у него на уме? – ответил Понтий, пожимая плечами. – Пойдем, мне привезли отличное вино из Испании, прекрасный вкус! Пойдем, пойдем, Ромул, отказа я не приму, – он щелкнул пальцами, и один из рабов быстро, почти бегом умчался за расхваленным напитком. – Ко мне вчера приходил Асмодей. Я обсуждал с ним вопрос о своей будущей должности. Хочу попробовать себя на государственной службе. А что? Стану сенатором, займу должность принципа или трибуна, прокуратора, наконец. Марк обещал помочь, я уже вел с ним беседу на эту тему, и он одобрил мое стремление. Не вечно же мне довольствоваться подачками от Луция! – рассмеялся он.

«Эка тебя занесло, Понтий. Один к Марку со своими идеями, без Луция, без нас. Странно все это... Всего-то ничего прошло, а как он изменился. Впрочем, он всегда был падок на богатство и славу. Вот только понимание славы у него какое-то особое, извращенное», – пронеслось в голове у Ромула.

Пламя быстро поглощало строение, перекидываясь с одного перекрытия на другое. Жадно похрустывая, огонь радостно и игриво пожирал сухое дерево. Он то яростно взмывал вверх яркими всполохами, то поднимал в воздух темный дым и куски пепла. Красное зарево отражалось в глазах Луция, дрожа на зрачках. Неподалеку от пожарища росли оливковые деревья, на них, словно ужасное украшение, болтались повешенные, чьи тела монотонно и скорбно раскачивались на ветру. Последний несчастный был вздернут совсем недавно, и его ноги еще судорожно дергались под кроной. Солдаты сделали свое дело и теперь не спеша собирали оружие.

– Как ты думаешь, Катон, это справедливое наказание за то, что ты совершил? – спросил Луций, медленно вынимая из ножен меч.

Бывший друг Корнелия стоял с бледным лицом и дрожал от страха. Его глаза замутнели парфянским стеклом, в них застыл смертельный ужас.

– Молчишь? Странно. Когда вы – ты и твой друг Птолемей – пришли к нам, то вели себя гораздо более активно. Что, Катон? Каково тебе находиться в роли жертвы? – Луций схватил его за локоть и развернул к себе лицом. – В глаза мне смотри! В глаза! Как же я вас всех ненавижу…

Лицо Катона дрогнуло, и на нем застыла странная, перекошенная гримаса. Он хотел было сделать шаг назад, но Луций подался к нему, и из-за спины Катона, разрезая одежду, показался острый окровавленный клинок.

– За поруганную честь моего отца и за мою семью, – тихо прошептал ему на ухо Луций и оттолкнул от себя.

Катон упал на землю и заворочался на ней, словно червяк, которого выкопали из навоза. Он стонал и извивался от боли, закрывая руками вспоротое брюхо.

– Добить, может? – сухо бросил Ратибор.

– Сам сдохнет! Не заслужил он легкой смерти.

Неподалеку что-то зашевелилось в кустах. Центурион бросился туда с двумя солдатами и вытащил мальчишку лет двенадцати. Паренек был до смерти перепуган, по его одежде было понятно, что он не раб. Когда его подвели к Луцию, мальчик увидел катающегося по земле и стонущего от боли человека и горько заплакал. Стало понятно, что это сын Катона.

– Вот! Прятался! – пихая его вперед, доложил центурион.

– Это твой отец? – кивнув на Катона, поинтересовался Луций. Парень с ужасом в глазах закивал головой. – Да, не повезло тебе с родителями.