Империя страха

Толстяк был вне себя от ярости, и его охранники боялись сказать лишнее слово. Они знали, что в гневе их хозяин бывает груб.

Упав на диван в гостиной, Жбан угрожающе процедил:

— Ну, суки паскудные, они у меня кровью срать будут!

— Для этого их нужно сперва найти, — осторожно предположил квадратный Леха, моментом догадавшийся, что речь идет о трех приятелях.

И тут взгляд хозяина квартиры упал на валяющуюся на полу пустую раму, из которой Иваныч вырезал полотно.

— Картина! — не своим голосом вскричал Федя, неожиданно проворно для столь внушительной комплекции вскакивая на ноги. — Где картина?!

Посмотрев на опустевшее кресло, Леха лишь присвистнул от удивления, но благоразумно промолчал.

А Жбан продолжал бушевать:

— Эти пидарасы прихлопнули моих лучших людей, засадили меня в каталажку да еще и картину спиз... — не договорив, он устало рухнул на диван.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Едва слышный скрип отворяемой двери прозвучал как удар церковного колокола. На пороге стоял молодой охранник — тот, который впустил в квартиру Чижова.

— Чего тебе надо?! — рявкнул пахан.

Парень замялся, не зная, как поступить: немедленно удалиться, чтобы не наживать себе неприятностей, или все же сказать то, зачем, собственно, он пришел. Победило последнее, и он тихо заговорил:

— Слышь, Федя, мы с пацанами рассматривали картину, и я заметил там надпись...

-— Какую, на хер, надпись, — взбесился Жбанович, — чего ты мне втираешь?

Лицо охранника покрылось пунцовыми пятнами, но он пересилил свой страх и закончил:

— Там было написано что-то насчет Успенского...

— Ну и что? — Пахан не понимал, к чему клонит собеседник, но кричать перестал.

И тут вмешался Леха:

— А ведь это идея, Федя. Мы не знали, где находится эта церковь с дубом. Они этого тоже не знали. — Он на миг задумался, а затем про­должил: — По крайней мере, в рукописи об этом ничего не было, если верить Пашке Аникееву. Значит, есть маза перехватить их там.

Несколько секунд Жбан не мог произнести ни слова, а затем, встрепенувшись, приказал:

— Срочно вызывай человек десять и дого­няй нас. Поехали, — последнее слово относи­лось к столпившимся в коридоре охранникам.

* * *

— Вы куда? — Маша, одетая в бирюзового цвета шелковый халатик, любезно предостав­ленный ей хозяйкой квартиры, вопросительно уставилась на Антона.

Невольно залюбовавшись ее стройной фигу­рой и выразительными чертами лица, майор не­сколько секунд молчал, не в силах заговорить с подругой.

Когда девушка повторила свой вопрос, Лямзин медленно произнес:

— Кажется, мы напали на след. Едем в Ус­пенское...

— Я с вами, — без колебаний сказала Маша и кинулась в спальню переодеваться.

Гвоздик приблизился к Ольге и прошептал ей в самое ухо:

— Задержи ее. Я понимаю, что мы тебе смертельно наскучили, но это последняя про­сьба.

-— Ладно, — улыбнулась платиновая блон­динка, — если только последняя.

Распахнув дверь, мужчины проскользнули на лестничную клетку, стараясь ступать как мо­жно тише, чтобы не привлекать внимание любо­пытных соседей. Спускаясь по лестнице, они услышали, как за спиной щелкнули запираемые замки.

Выйдя на дорогу, приятели долго пытались остановить машину, но никто не решался поса­дить к себе трех мужчин, у одного из которых на лице еще оставались устрашающие следы по­боев.

— Так мы в жизни не уедем отсюда, — выпа­лил нетерпеливо Гвоздик, — нужно разделиться.

Едва он это произнес, как около тротуара остановилось новенькое такси. Из машины вы­лез пассажир, и водитель уже включил передачу, чтобы рвануться с места, но Лямзин его опере­дил.

Плюхнувшись на переднее сиденье, он ши­роко улыбнулся и как можно дружелюбнее про­изнес:

— В Успенское поедем, шеф?

Шофер хотел было что-то возразить, но тут распахнулась задняя дверца и в салон ввалились Дегтярев с Чижовым.

— Конечно поедем, — нагловато заявил Гво­здик, протягивая водиле пятидесятидолларовую купюру.

Замявшись в нерешительности, таксист все же принял деньги и угрюмо протянул:

— Добавишь еще столько же, когда при­едем. — Несмотря на то, что он выглядел слегка испуганным, природная алчность взяла свое.

Рванувшись с места, «Волга» влилась в гус­той поток городского транспорта.

На выезде из Крылатского на Рублевское шоссе образовалась пробка из-за того, что шоссе было перекрыто нарядом милиции, и вор, скорее по привычке, чем по необходимости, за­нервничал:

— Чего они здесь, пикет устроили, что ли?

— Да здесь всегда пикеты, — отозвался во­дила, — когда слуги народа проезжают.

Едва он договорил, как по трассе промчал­ся правительственный кортеж: два громоздких «ЗИЛа», блестящих на солнце черным лаком, сопровождали пять такого же цвета «Волг».

Ожидание заняло минут двадцать, но в кон­це концов пробка постепенно рассосалась и так­си двинулось за город. На шоссе царило не­обычное для этого времени суток оживление, и стрелка спидометра зависла на отметке тридцать километров в час.

Лямзин с Чижовым выглядели спокойно, а вот Гвоздик не мог скрыть охватившее его не­терпение — он то и дело понукал шофера:

— Шеф, поддай газку.