Империя страха

Прочертив лезвием в воздухе латинскую букву «зэт», Гвоздик отпугнул одного из бойцов и тут же, воспользовавшись замешательством нападавших, вонзил нож в живот второго. Лез­вие вошло в мягкие ткани легко, как в подтаяв­шее масло, по самую резную рукоять. Не удов­летворившись достигнутым, Юра провернул нож и резко дернул его в сторону.

Парень, получивший удар, явно не ожидал, что дело примет такой оборот, — согнувшись пополам, он обхватил руками вываливающиеся из пореза кишки, как будто пытался запихнуть их обратно. Но либо от нестерпимой боли, либо от вида крови, а может, просто убедившись в тщетности подобного занятия, завалился на спину, принявшись по-собачьи поскуливать.

Его приятель тоже опешил от подобного зрелища и находился в каком-то тупом оцепене­нии. Наконец, придя в себя, он хотел броситься со всех ног подальше от места кровавой разбор­ки, но вор не оставил ему подобной возможности.

Одним прыжком очутившись около него, Гвоздик размеренным движением попытался вогнать уже окровавленное лезвие в шею про­тивника, но удар пришелся в подставленную ла­донь. Окрестности огласил истошный вопль не­задачливого каратеки.

Поняв, что жертва полностью деморализо­вана, вор обхватил противника за голову и, ока­завшись за его спиной, готовился одним резким движением перерезать парню сонную артерию.

Резкий окрик не позволил ему закончить на­чатое:

— Эй ты, рожа! — голос принадлежал самому Жбану, который с небольшим опозданием пришел на выручку своим людям вместе с десят­ком «быков». — Брось нож, иначе он прочистит твоему приятелю мозги.

Оторвав взгляд от горла кандидата в покой­ники, Гвоздик обернулся на окрик и увидел, как один из бойцов — им оказался молодой паре­нек, когда-то (казалось, что с того момента ми­нула целая вечность) впустивший в квартиру па­хана Чижова, — упер вороненый ствол в голову лежащего на траве Лямзина.

В сердцах сплюнув, Юра отпустил против­ника, безвольно выронив заточку, которая с глу­хим стуком упала на потрескавшийся от старос­ти асфальт.

— Я сейчас и тебе мозги прочищу, — браво пообещал молодой телохранитель, наводя ору­жие на вора, — ты у меня...

Договорить он не успел; раскатистый звук выстрела оборвал его буквально на полуслове — маленькая звенящая пуля вошла пареньку точно в ушное отверстие с левой стороны, вылетев из противоположного уха вместе с кровавым меси­вом того, что еще секунду назад можно было на­звать мозгом.

— Прочисть сначала себе уши, — злобно вы­палил Иваныч, сжимая в руках дымящийся ствол.

В пылу короткой схватки все позабыли об отрубившемся каскадере, который не собирался «отдыхать» вечно — придя в себя, он подобрал оружие, принадлежащее Лехе, и произвел этот роковой выстрел.

Несколько пар глаз недоуменно уставились на Иваныча, который, взяв на мушку Жбана, сквозь зубы процедил:

— Ну что, толстый, твоя очередь петь отходную. Передай привет чертям в аду, пусть гото­вятся к встрече...

Федор Петрович с замиранием сердца на­блюдал за медленным движением указательно­го пальца каскадера, плавно нажимающего на спусковой крючок. Лицо пахана перекосило от жуткого, панического страха — глаза подерну­лись мутной пеленой, в них ясно читалась пред­смертная паника, а на губах появилась пузыря­щаяся пена. Перед мысленным взором Жбана пролетела вся его бурная жизнь.

Любой из бригадных «быков» мог опередить Чижова одним-единственным выстрелом, но на всех навалилось какое-то гипнотическое оцепе­нение. Казалось, что они сознательно ждут ло­гического завершения происходящего, как се­кунданты, присутствующие на дуэли.

Два выстрела слились в один; Жбан кон­вульсивно дернулся, получив пулю в лоб, и мед­ленно начал падать. Когда его массивная туша с шумом грохнулась на асфальт, верхней части че­репа как будто никогда и не было — надбровные дуги резко переходили в кроваво-красную мас­су, к которой прилепились остатки реденьких волос, как будто скальп Федора Петровича отде­лили от головы мастерским ударом индейского томагавка.

Никто не вскрикнул, не позвал на помощь — обалдел даже сам стрелок, как будто не мог до конца поверить в то, что произошло.

Первым оправился квадратный Леха: под­скочив к сидящему на земле Иванычу, он одним ударом выбил из его рук пистолет и громогласно пробасил:

— Ты, пидар гнойный, сдохнешь сейчас лютой смерью, как попавший под дихлофос тара­кан...

Оружие уже вернулось к своему законному хозяину, и тупой, бездонный зрачок смотрел в лицо каскадера.

Но на этом неожиданности не закончились. Три черные «Волги» появились как будто из ни­откуда, и приоткрытое окно впереди идущего автомобиля полыхнуло длинной автоматной очередью.

Здоровенное, накачанное тело квадратного Лехи затряслось в предсмертной агонии, про­шитое роем свистящих остроконечных пуль. Куртка в трех местах раскрылась кровавой ро­зочкой, обнажая рваные раны. Бывший телохра­нитель убитого шефа еще по-прежнему стоял на ногах, но был уже безвозвратно мертв.

Пальцы разжались, выпуская из рук, на этот раз навсегда, бесполезный теперь ствол, и Леха ничком уткнулся в сырую землю, разметав руки, как на деревянном распятии.