Империя страха

Какое-то время таксист молча переносил реплики сидящего сзади парня, но наконец не выдержал и раздраженно произнес:

— Может, сам сядешь за баранку, а я по­смотрю — получится ли у тебя быстрее?

 После этого Дегтярев затих, не проронив больше не единого слова.

Со времени, как приятели покинули кварти­ру Ольги, прошло часа полтора. И вот справа промелькнул дорожный указатель с надписью «Успенское».

— Здесь куда? — спросил водитель.

— А черт его знает, — пожал плечами Антон, но тут же спохватился: — Давай к церкви.

Старенькая церквушка примостилась на бе­регу живописной речки, являясь едва ли не единственной достопримечательностью Успен­ского.

Прежде чем рассчитаться с таксистом, Юра вылез из машины и обратился к спутникам:

— Слушайте, мы ведь отсюда никогда не уедем. Может, договориться с ним насчет обрат­ной дороги?

— Может, и стоит, — пожал плечами майор, направляясь в сторону церкви и увлекая за со­бой Чижова.

Распахнув переднюю дверцу, Гвоздик спро­сил:

— Шеф, давай добазаримся насчет обратной дороги — такса та же?

— А долго ждать? — насупился таксист. Вор на несколько секунд задумался, а затем

произнес:

— С полчаса. Но простой оплатим.

— Хорошо, — отозвался водитель.

Резко захлопнув дверцу, Юра бросился до­гонять товарищей. Нагнал он их у тенистой ал­лейки, где Иваныч с интересом рассматривал высокий, но не очень толстый дуб.

— Насколько я разбираюсь в ботанике, — протянул каскадер, — этому деревцу не больше полтинника.

— Так здесь же дубов, как заседателей в Думе, — недовольно пробурчал вор, — от какого плясать?

— От того, которому под стольник, — иро­нично изрек майор.

Они переходили от дерева к дереву, пытаясь отыскать наиболее древний ствол. Но все их по­пытки оказались тщетными — вековых дубов, по крайней мере внешне, они не обнаружили.

Занятые изучением дубовой рощи, мужчины не заметили, а вернее не обратили внимания, как со стороны церкви в их сторону двинулась группа людей: четверо мужчин и одна девуш­ка — маленькая, совсем не симпатичная, явно деревенская особа лет двадцати пяти в туго об­мотанном вокруг головы платке и простенькой одежонке. Ей ужасно льстило, что парни пыта­ются ее закадрить — такого внимания со сторо­ны сильного пола она никогда не испытывала, отчего еще выше вздернула свой носик-кнопоч­ку, не оборачиваясь на провожатых.

Поравнявшись с новоявленными «биолога­ми», парни вдруг неожиданно оставили в покое даму и обступили кладоискателей.

— Ну что, естествоиспытатели, — оскалился один из них, — все, что вы хотели, вы нашли.

Первым на голос обернулся Иваныч и мгно­венно узнал в говорящем квадратного телохра­нителя Жбана.

— Леха?.. — вопрос прозвучал как удар мед­ного гонга перед началом боксерского поединка.

Не обращая внимания на тот факт, что в руках каждого из подошедших к ним «быков» были пистолеты, Антон решил действовать. Хотя слово «решил» не совсем подходящий тер­мин к неожиданно возникшей ситуации: решать было некогда, и майор действовал интуитивно, жестко и без оглядки, отдавшись на волю подсо­знания и мышечной памяти.

Бросившись на ближайшего к нему бандита, Лямзин в прыжке сбил его с ног, закрывшись грузным телом, как живым щитом.

Парень явно не ожидал такого проворства событий — ну действительно, какой нормаль­ный человек пойдет с голыми руками против че­тырех стволов, — поэтому выронил оружие, которое в мгновение ока перекочевало к комитет­чику.

Антону оставалось просто четыре раза на­жать на спуск, но ему помешали... и кто... — собственные товарищи.

Не желая оставаться в стороне, Иваныч ки­нулся на громилу. Мощным ударом ноги каска­дер выбил из рук квадратного Лехи пистолет и дважды съездил тому по челюсти.

Тряхнув головой, как ленивый мул, отго­няющий от себя назойливых мух, качок выдер­жал оба удара, даже не покачнувшись, и в ответ со всего маху саданул Чижова плоским лбом в нос.

Удар получился точным и эффективным: Иваныч ощутил на языке солоноватый привкус сочащейся крови — темно-алая липкая жид­кость залила всю нижнюю часть лица, вытекая из перебитого носа, а в голове что-то взорва­лось. Не устояв на ногах, каскадер рухнул на мягкую землю, ощущая, как сознание покидает его.

Вор тем временем занялся двумя другими нападавшими. Они посчитали его сильнейшим из противников и, позабыв про пистолеты, бро­сились на Гвоздика с кулаками.

Тюрьма приучила Юру никогда не расста­ваться с ножом (кроме тех случаев, когда он от­правлялся «на дело» — обчистить очередную квартиру), и в его руке зловеще блеснуло холод­ное лезвие самодельной заточки. Слово «руко­пашная» было для него неотделимо от понятия «поножовщина», и вор, не обращая внимания на профессиональную подготовку двух противо­стоящих ему каратистов, навязал противникам собственную тактику. Смысл ее сводился к пол­ному отсутствию таковой.