Империя. Третий Рим. Книга 2

Тем не менее, в 1589 году российские светские и духовные власти все же пришли к соглашению с греками. Патриарх Константинопольский Иеремия II, пребывавший тогда в Москве, провозгласил учреждение нового патриаршего престола и поставил святителя Иова в сан первого патриарха Московского и всея Руси.

Создание Московской патриаршей кафедры было закреплено официальным документом – «уложенной грамотой», удостоверенной большой государственной печатью, печатями Иова и Иеремии, а также еще семи архиереев – двух греческих и пяти русских. В текст грамоты вошла речь Иеремии, адресованная царю Федору Ивановичу, и, среди прочего, чрезвычайно важные слова: «Воистину в тебе, благочестивом царе, Дух Святый пребывает… Праве и истинно ваше благородно начинание, а нашего смирения и всего освященного собора того превеликаго дела совершение. Понеже убо ветхий Рим падеся Аполлинариевою ересью, Вторый же Рим, иже есть Костянтинополь, агарянскими внуцы – от безбожных турок – обладаем; твое же, о благочестивый царю, Великое Росийское царствие, Третий Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое во едино собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешись во всей вселенней, во всех христианех»[49].

Таким образом, Константинопольский патриарх подтверждал преемство Третьего Рима от Второго, то есть продолжение бытия Империи на российской земле. Теперь в Москве стала возможна симфония светской и церковной власти: царь и патриарх находились вместе в Третьем Риме, как некогда в Риме Новом.

Икона святого царя Федора Ивановича

Грамота Константинопольского собора об основании Московского Патриархата 8 мая 1590 г. (РГАДА, Ф. 52. Сношения России с Грецией. Оп. 1. 1590 г. № 5. Л. 1)

В 1591 году в Москву была доставлена грамота Константинопольского собора, на котором решение Иеремии о создании пятой православной патриаршей кафедры утвердили иные патриархи и множество греческих архиереев.

Царствование Федора Ивановича стало для Третьего Рима эпохой поразительных успехов – политических, военных и духовных. Русский летописец, завершая рассказ о правлении этого монарха, создает в его память несколько восторженных строк: «А царствовал благоверный и христолюбивый царь и Великий князь Феодор Иванович… тихо и праведно, и милостивно, безмятежно. И все люди в покое и в любви, и в тишине, и во благоденстве пребыша в та лета. Ни в которые лета, ни при котором царе в Руской земли… такие тишины и благоденства не бысть, что при нем, благоверном царе и великом князе Феодоре Ивановиче всеа Русии»[50].

Речь Посполитая

С начала возвышения Москвы главнейшим ее противником было Польско-Литовское государство. С 1385 года, со времен Ягайлы, ставшего из языческого Великого князя Литовского католическим королем Польским Владиславом, оба государства пребывали в личной унии. Наследники Владислава, Ягеллоны, носили обе короны. Однако Литва и Польша существенно отличались друг от друга.

В Польше власть короля ограничивалась сеймом (парламентом), на котором право голоса имело все рыцарство – и знатные магнаты, и бедная служилая шляхта. Сейм обладал верховной властью в стране: утверждал на троне короля, вводил налоги и так далее. Шляхта имела право на личную неприкосновенность и даже на вооруженное сопротивление против монарха для защиты своих прав и свобод – «рокош» (польск. rokosz – «бунт, мятеж»).

В Литве Великий князь был ограничен только советом, состоявшим из магнатов, крупнейших аристократов-землевладельцев, происходивших от великокняжеского корня Гедимина либо от Рюрика, – Острожских, Радзивиллов, Вишневецких и других. Но здесь положение осложнялось религиозным фактором. Великие князья Литовские стали католиками, а магнаты и абсолютное большинство населения оставались православными. Эти православные земли, завоеванные Литвой в XIII–XIV веках, бывшие княжества Киевской Руси, Московские Великие князья Рюриковичи считали своей наследственной вотчиной. Еще на переговорах 1504 года послы Ивана III заявляли, что не может быть подписан «вечный мир» с Литвой, пока под властью литовских князей остаются русские земли, «отчина» предков русского государя: «Ано не то одно наша отчина, кои городы и волости ныне за нами: и вся Русская земля, Киев и Смоленеск и иные городы… з Божьего волею, из старины, от наших прародителей наша отчина»[51].

Люблин (Польша)