Империя. Цинхай (СИ)

Всем ли женщинам необходимы мужские объятия? Наверное, нет. Какая-то с лёгкостью может обойтись без них, не видя ничего особенного в том, чтобы более сильные, чем у неё самой, руки, обхватывали её плечи и прижимали к широкой и твёрдой груди, на которой нет, собственно, такой же груди, как у неё – мягкой и выпуклой. Что в этом примечательного? Обмен теплом и энергией? У рационалисток для тепла существуют калориферы и шубы, а для подачи энергии алкоголь, кофе или коты. А рационализм – это очень положительное качество, как считается нынче, поэтому его стремятся приобрести, вместе с тем избавившись от иррациональных потребностей. Разумеется, в объятиях нет ничего сверхъестественного, они не удовлетворяют в том смысле, в каком это делает секс, но в каком-то другом определённо удовлетворяют. Где-то на уровне сердца и желания защищённости, желания понимания и чьего-то присутствия. Объятия намного лучше избавляют от чувства одиночества, чем секс, а потому, если женщине их не хочется, невольно задумаешься, а нормальная ли она женщина? В двадцать первом веке, третьем тысячелетии, где ультрамодные и передовые личности называют делёжку на два пола «клеймением» и «гендерным стереотипом», жутко озвучить вслух мысль, что женщины должны хотеть такое от мужчин, а мужчины – должны хотеть обнимать крепко-крепко женщин. За такое можно и ретроградом из каменного века прослыть, или не уважающим чужую личность и индивидуальность ксенофобом. Однако, получивший подобные объятия уж куда реже страдает депрессиями, личностными расстройствами и внутренними конфликтами, а потому иногда хочется всё-таки смело заявить: объятие между мужчиной и женщиной – лучшее оздоровляющее средство, спасающее от проблем, стрессов и тяжести окружающего мира. И Николь в этом плане впервые попала под прямое излучение этой народной медицины, когда мускулистое плечо, не дающее пошевелиться, пробуждает в тебе любовь к новому дню, к жизни, к людям, к самой себе, прежде казавшейся никчёмной и неприкаянной. Обнаружив в себе, наконец, приходящую в норму и адекватность, без истерик и психозов, женщину, Николь вдвойне пришла в восторг от того вида объятий, которые пришлись на её долю в этот не совсем ранний час – утренние, постельные, нежные и одновременно нерушимые. Пахло сонным мужчиной и его закаленной плотью, подбородок овевало его дыхание. Девушка не смела копошиться, зная, что наёмник среагирует острым слухом и чутьём, будет растревожен, и в постели долго валяться не станет, проснётся и подскочит, спеша на тренировки, завтрак, пробежку, в душ – куда угодно! Она лежала дольше часа, не меняя позы, немея и затекая, но упираясь, чтобы не гладить и не трогать лежавшую на ней смуглую руку, вынося впившийся в спину лифчик, вжатый в неё Сандо.

Хотелось попить прохладной воды, смочить горло, и ворочаться в постели, но Николь сдерживалась. У вольных братьев железная выдержка, она, как стремящаяся завоевать одного из них и приходящаяся сестрой другому такому, хоть и оставившему это в прошлом, обязана терпеть тоже, как они. К счастью, Сандо сам не стал спать слишком долго, и около часа дня открыл глаза с приглушённым грудным звуком, оповестившим о его пробуждении. Что-то вроде «кхм», но не горлом, а глубже; медленный растянутый вдох, как будто запасающий организм кислородом на день - и Сандо после него уже в ясном и чётком сознании. Он чувствовал, что Николь не спит, поэтому сжал её в хватке, притянув к себе, и стал одновременно потягиваться, зевая, и придерживать поочередно свободными руками китаянку. Девушка отмерла, расслабляясь и огорчаясь одновременно: чем кончится вся эта идиллия? Неопределенностью, скандалом, расставанием? Завершительным или краткосрочным? Она посмотрела на смоляные волосы Сандо, которые он развязал перед сном. Настоящий корсар, внешность абсолютно бандитская и опасная, с проступившей щетиной, одни шрамы чего стоят! Красивее она никогда никого не видела: таких чёрных волос, таких чёрных глаз, таких чёрных бровей и ресниц, что глаза мерещились чуть подведенными. Как можно было одновременно так пугать и манить своим обликом? Браслеты, амулеты на шнурках и цепочках он не снимал, когда ложился, и мыться, насколько она помнила, чаще залезал с этим всем. В отличие от Хенкона, татуировок у Сандо было мало, и все в неброских местах, скорее укромных. Самой приметной была строчка под ключицей, гласящая: «Если ты ненавидишь, значит, тебя победили». Николь коснулась её пальцем, на ощупь не выделяющуюся, поймав взор Сандо.

- Доброе утро, - хрипло выдохнул он, погладив по волосам и щеке ту, с которой проспал несколько безмятежных часов. Как всё-таки это было странно. Много лет до этой назойливой блондинки он не засыпал ни с кем в кровати, не делил ложе до рассвета и уж тем паче после него.

- Доброе… - улыбнулась она. – Ты ненавидишь Николаса? Он же тебя побеждает, - потыкала она пальчиком в тату. Сандо засмеялся, снова сомкнув веки. Он никуда не торопился! Он готов был ещё полежать с ней, и от этого Николь возрадовалась сильнее прежнего.