Империя включает форсаж

— Выходите, Сергей Владимирович, — сказал капитан, войдя в мою каюту (да, мне даже и каюту отдельную выделили, маленькую, но отдельную). — Надо перейти на БПК «Керчь», он и доставит вас к месту назначения.

— А какое у меня место назначения? — уточнил я.

— Не владею этой информацией, — дипломатично ответил капитан, — там лучше объяснят.

И он показал пальцем, где мне будут объяснять. Поднялся и пошёл, чо…

На «Керчи» меня встретили не сказать, чтобы очень приветливо, но и не враждебно — определили место пребывания где-то на корме рядом с трюмом и сказали, чтоб носу из этой конуры не высовывал. Сортир, в смысле гальюн, тут встроенный был, а еду, сказали, будут по часам приносить специально обученные люди. Жить тут ты будешь вдвоём с этим вот товарищем старшиной второго ранга, можешь обращаться к нему по всем вопросам.

У товарища старшины на физиономии было написано слово «КГБ» и был он крайне неразговорчивым, сам в беседу ни разу не вступил, а на мои вопросы отвечал односложными «Да», «Нет» и «Не могу знать», так что прояснить ситуацию я с тем же успехом мог бы, обратясь к красному огнетушителю, который висел здесь на стенке. Советских газет и журналов мне не выдали. Радио ещё имелось тут в углу, так по нему только духоподъёмные передачи транслировали, из коих ничего понять было невозможно.

Путешествие было не очень длительным, но утомительным в смысле отсутствия информации, но всё в этой жизни когда-нибудь, да заканчивается, подошло к концу и наше плавание. Я это понял остановившемуся вдруг рёву судовых двигателей, так-то они непрерывно работали за левой стенкой нашей каюты всё это время. А тут взяли и замолчали, даже стало чего-то не хватать.

Через полчасика пришёл целый кавторанг и сказал мне собираться и строиться. Собрался и построился, чо… вывели меня, наконец, на верхнюю палубу — это оказался Владивосток, я тут бывал пару раз в своей прошлой жизни. Узнал характерные очертания бухты Золотой Рог, а позади острова Русский. Моста, который попал на двухтысячную купюру, пока еще даже в проекте не было. Корабль стоял, припаркованный прямо к пирсу, меня под конвоем неразговорчивого старшины и еще одного непоименованного товарища провели по сходням и передали с рук на руки еще двоим гражданам, очень похожим на предыдущих. А те на зелёном воинском УАЗике споро доставили меня на международный аэропорт Владивосток, расположенный между сопками близ города Артёма.

Надо ли говорить, что мне по-прежнему не было сказано ни слова, ну не считая строго необходимых по ходу дела, типа «руки назад» или «выходим медленно и без глупостей». Как-то неприветливо принимает Родина своего беглого… ой, блудного сына, подумалось мне.

А дальше был транспортник Ильюшин-78 и семичасовой полёт через всю нашу бескрайнюю страну вслед за уходящим на запад солнцем. Сели не Шарике, конечно, и даже не в Быково, а совсем даже в Жуковском, который на тот момент был строго закрытым для гражданских лиц. Где меня ожидала Волга-24, чёрная, как нетрудно догадаться. На переднем сиденье кроме водителя там нарисовался ещё один сумрачный тип самой, что ни на есть бандитской наружности. На а на заднее сели мы втроём, я в серединке, а неразговорчивые граждане по бокам.

Пока ехал, всё гадал, куда ж меня сейчас — на Лубянку или может в Минобороны? Или сразу в Кремль? А вот и не угадал, ни в одно из этих мест я не попал, а привезли меня в Ясенево, в штаб-квартиру Службы внешней разведки КГБ СССР. Красивенький такой комплекс зданий на юго-западной окраине столицы. Про него ещё красочно написал Суворов-Резун в своём «Аквариуме».

На входе суровый прапор сличил мою личность с чем-то там своим, потом кивнул головой и меня провели далее через открывшиеся турникеты. Потом через внутренний дворик в самое высокое здание, потом на лифте на верхний этаж, потом в приёмную директора службы Крючкова Владимира Александровича, судя по табличке с золотыми буковками. А после недолгого ожидания и к самому завели — был Владимир Александрович мал ростом, лысоват и озабочен. Кивком головы он отпустил сопровождающих, те вышли, неслышно притворив за собой тяжёлые даже на вид дубовые наверно двери, а сам предложил мне сесть.

— Рассказывай, Сергей Владимирович, я очень внимательно тебя слушаю, — сказал Крючков, надевая старомодные роговые очки.

Любимый город может спать спокойно

Опускаю детали своего пребывания в столице, неинтересно это и неинформативно. И с Крючковым беседа не получилась, и дальнейшее потрошение меня в кровавых застенках СВР тяжело вспоминать, ну его. Короче говоря, судари вы мои и сударыни, проторчав битых две недели в Москве, улетел я оттуда сизым соколом в родной город Горький, где, как хорошо всем известно, ясные зорьки и девушки краше, чем где-либо ещё на всём белом свете.