Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

В декабре 1878 года татарский крестьянин Гадий Шарыпов и четверо его родственников предстали перед Казанской судебной палатой за «сопротивление властям»987. Речь шла о собрании мировых судей в Малмыже, небольшом уездном городке в пограничном районе между Казанской и Вятской губерниями. За четыре месяца до этого Шарыпов физически воспрепятствовал судебному приставу Вершинину произвести учет его имущества в деревне Янгулово988. Мировые судьи распорядились провести оценку имущества, поскольку Шарыпов задолжал деньги своему односельчанину Исмаилу Губайдуллину. Когда пристав зачитал должнику постановление, Шарыпов закричал, что ничего не заплатит, схватил чиновника за плечи, развернул его к воротам и воскликнул: «Убирайся вон, я не дам описать ни одной соломины!»989

На следующий день Шарыпов и его тесть были вызваны в малмыжскую полицию, где их попытались убедить дать судебному приставу сделать свою работу, но тесть (на дворе которого жил Шарыпов) не уступил. Тогда полицейский собрал свидетелей, в том числе кредитора Губайдуллина, и отправился на двор. Когда сотский Зайнуллин попытался перелезть через забор, Шарыпов оттолкнул его. Далее должник нехотя открыл ворота, но отказался пустить представителей власти на территорию двора. Полицейский хотел взять деревянный сундук, наполненный различными вещами, но жена Шарыпова попыталась отнять его у Зайнуллина, ударив его по рукам. Теща, а также тесть Шарыпова (обоим около 70 лет) не пустили свидетелей и чиновников в избу, отбиваясь от них руками. В итоге, не сумев войти в здание, пристав смог лишь описать скот Шарыпова990.

В судебной палате Шарыпов был признан виновным в нападении на сотрудников полиции и воспрепятствовании исполнению судебного решения и приговорен к четырем месяцам лишения свободы991. Четверо его родственников были оправданы. В случае с женой и младшим братом Шарыпова доказательства оказались слишком скудными, чтобы обвинение могло доказать их вину; в отношении его тестя и тещи обвинения были выдвинуты, но суд сословных представителей признал стариков невиновными992.

Это дело еще раз подчеркивает важнейшие темы данной книги, включая роль формальных доказательств и законности. Оно также показывает растущее влияние государства, чья правоохранительная система была призвана регулировать деревенские споры (например, между кредитором Губайдуллиным и заемщиком Шарыповым); это дело отражает и повседневный характер межкультурного взаимодействия, в котором внутриконфессиональная солидарность отнюдь не была само собой разумеющейся (не имело значения, что кредитор и сотский, как и заемщик, были татарами-мусульманами). Кроме того, этот случай указывает на многообразие форм сопротивления. Экономические условия в татарских общинах были тяжелыми, и уплата или неуплата долга могла быть вопросом жизни и смерти (хотя случай Шарыпова не был столь драматичным, как в некоторых семьях, описанных Лаврским; его семья владела скотом и состояла из трудоспособных людей). В таких условиях случаи сопротивления властям не обязательно означали неприятие государства и его институтов. Иногда государство играло роль арбитра, за что оно могло подвергаться нападкам со стороны вовлеченных сторон. Рост числа таких дел в Казани в 1870–1880‐х годах (как следует из материалов судебной палаты) был во многом связан с экономическими трудностями и изменением форм управления, о которых говорилось выше, в том числе с возросшим присутствием государства в повседневной жизни.

В то же время архив судебной палаты свидетельствует о резком росте числа и масштабов коллективного сопротивления требованиям государства по всей Казанской губернии зимой 1878 и в течение большей части 1879 года. Многие из этих случаев неповиновения были связаны с, казалось бы, незначительными требованиями. Даже установка указателей могла вызвать волнения: например, в ноябре 1878 года 11 татарских крестьян Чистопольского уезда были привлечены к ответственности за сопротивление властям: они отказались выполнить приказ полиции, предписывавший им установить на въезде в деревню информационный столб с названием деревни и количеством жителей; двое из них также оскорбили станового пристава и нанесли телесные повреждения полицейскому стражнику и сельскому старосте993.