Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Татары, сочувствуя своим единоверцам туркам, проявляют свои симпатии усиленным молением в мечетях. Моления проходят 5 раз в день, и хотя обряд моления они совершают, насколько я лично заметил, совершенно механически, тем не менее оставлять это моление без внимания нельзя1005.

В том же отчете, однако, утверждалось, что именно «отдельные фанатики» заставляют чрезмерно увлеченную полицию делать необоснованные обобщения об антироссийской активности. В заключение сказано следующее: «[Полиция] из мухи делает слона»1006.

Три недели спустя жандармы из соседнего Симбирска также не смогли представить доказательств проосманской активности среди мусульман, но настаивали на том, что татарам ни в коем случае нельзя доверять:

И они остались теми же татарами, как и были в отдаленные времена, и с тем же фанатизмом своей веры, а потому, кто может ручаться за их преданность России в случае войны с Турцией…1007

Именно в этой атмосфере взаимной подозрительности следует рассматривать отказ от выборов местных чиновников. Слухи в то время играли важную роль1008. Дело Больших Тиганов является примером того, как слух о предстоящем насильственном обращении в христианство заставил целые общины игнорировать простые требования государства, которые были общепринятыми на протяжении веков. Любой список имен, подписанных заявлений или другой информации (включая деревенские вывески) становился подозрительным: не хотят ли власти узнать имена всех жителей для обращения в православие? Пытаются ли их заставить подписать что-то непонятное и обманом формально принять христианство?

Эти опасения распространялись как лесной пожар. Ложные слухи и страх перед крещением вскоре стали причиной многочисленных случаев сопротивления. В первой половине 1879 года местные власти столкнулись с отказами избирать полицейских и пожарных в селах Новые Урагары, Старые Урагары, Бибаевы Челны (все в Спасском уезде, недалеко от Больших Тиган) и Мамалаево Мамадышского уезда (недалеко от Икшурмы, где пять лет спустя произойдет нападение на землемера Бурлянда)1009. Все эти случаи похожи на описанный выше: они начались с отказа крестьян проводить выборы и передавать властям любую информацию в письменном виде. В каждом деле последующие полицейские расследования обнаруживали первопричиной всего слух о том, что любой документ с печатью, переданный государству, будет истолкован как принятие крещения. Обычно распространителем выступал сельский староста, купец или мулла, побывавший в соседней деревне, губернской столице или на местном базаре. Некоторые деревни даже составляли между собой письменные соглашения, в которых говорилось, что только небольшое число крестьян должно отвечать на вопросы представителей государства; что, поскольку они опасаются за свою веру, не следует передавать никаких документов с печатью или других письменных подтверждений; и что если кто-то из них окажется в суде, то община продаст землю для найма защитника1010.

Хотя обвиняемые в сопротивлении властям всегда утверждали, что действуют как представители своих деревень, правоохранительные органы старались привлечь их отдельно — обычно как распространителей ложных слухов и подстрекателей к неповиновению. При этом обвинения в адрес конкретных лиц не были случайными. Приговоры по всем рассматриваемым делам были основаны на уличающих показаниях по крайней мере некоторых односельчан обвиняемых. Как я уже отмечал, представление о деревнях как о коллективных акторах, работающих и выступающих в унисон против властей, — это миф, взращиваемый и распространяемый имперскими элитами, как либеральными, так и консервативными. В реальности обычно находились люди, готовые свидетельствовать против других. Результатом таких показаний было то, что многие обвиняемые приговаривались к кратковременному аресту в тюрьмах или исправительных учреждениях. Однако в некоторых случаях непокорные селяне оставались безнаказанными. Например, после того как толпа татарских и русских крестьян на волостном сходе в Мамадышском уезде, предоставив новому уряднику жилье, отказалась дополнительно платить за него, прокуратура Казанской судебной палаты решила не выдвигать обвинений против зачинщиков. Вместо этого она упрекнула полицию и местную администрацию: отказ от уплаты не был преступлением, утверждала она, поскольку требование оплаты не имеет законного основания; если крестьяне предпочли предложить только жилье, они имеют на это полное право1011.