В данной главе предлагается иной взгляд на эту несколько одностороннюю интерпретацию. Продолжая тему мусульманского сопротивления и сосредоточившись на татарских крестьянских бунтах, произошедших в нескольких деревнях Казанской губернии зимой 1878/79 года, она демонстрирует, что действительно были моменты, когда отношения между государством и обществом были глубоко антагонистичными: мусульманские жители деревень яростно сопротивлялись указаниям сверху, что заставило власти прибегнуть к грубой силе, а не к переговорам, чтобы подавить местный протест. Но это лишь половина истории. Даже в такие периоды противостояния население продолжало пользоваться государственными институтами для отстаивания своих прав, а новая судебная власть пыталась обуздать местную полицию и администрацию. Поскольку казанские юристы в чем-то преуспели, а в чем-то потерпели неудачу, эта глава подчеркивает как новые возможности, так и проблемы, порожденные пореформенным правопорядком. Система с самого начала была повреждена конфликтом между новым поколением высоконравственных юристов, которые претендовали на беспристрастность в своих решениях, и «управленцев, подчинявшихся исполнительной власти»1022
. Это столкновение нашло свое выражение в гибридной правовой системе, состоящей из непоследовательно реформированных институтов.В этой главе рассматриваются три идущие друг за другом, но очень разные попытки имперских властей восстановить правопорядок: во-первых, жестокое подавление татарских волнений казанским губернатором; во-вторых, суд над некоторыми предполагаемыми зачинщиками беспорядков; в-третьих, суд над самим губернатором, который был привлечен к ответственности несколькими крестьянами за применение к ним чрезмерного насилия. Эта цепь событий отражает ряд связанных между собой тенденций в позднеимперской России. Она документирует как изменения, так и преемственность в принципах и процессуальных нормах, регулирующих правовые отношения, еще раз подчеркивая одну из ключевых тем этой книги — равенство перед законом. Кроме того, причины беспорядков отражают напряженность пореформенного периода: явное стремление к рационализации и модернизации в некоторых аспектах управления в сочетании с хронической нехваткой кадров в местной бюрократии и административной небрежностью, и все это в своеобразном геополитическом контексте, который определял представления и поведение местных акторов.
Сосредоточившись на ряде судебных расследований и процессов с участием татар-мусульман, глава также демонстрирует изменение положения и влияния нерусского населения. Ограничения и запреты, введенные с конца 1870‐х годов, не смогли ограничить возможность татар и многих других народов принимать участие в жизни общества и пользоваться равенством перед законом. Кроме того, татары больше использовали государственные институты не только для решения местных споров, но и для отстаивания своих прав по отношению к самому государству. Простые люди, включая этнические и религиозные меньшинства, могли обращаться в различные инстанции новой судебной системы и добиваться того, чтобы любой государственный чиновник предстал перед судом, даже если чиновник занимал высокий пост, вплоть до губернатора. Сложившаяся правовая система сильно отличалась от николаевской, пусть даже усиливающаяся правовая интеграция так и не установила принципиально новых отношений между государственной властью и нерусским населением.
Татарские бунты 1878–1879 годов — обычно упоминаемые в источниках того времени как «беспорядки» или «волнения» — до сих пор почти полностью игнорировались западными историками1023
. Джераси рассматривает эти события как иллюстрацию сложных отношений между русскими и татарами в позднеимперский период, Уэйн Даулер говорит о влиянии беспорядков на образовательную политику в отношении татар, а Мейер касается этих событий как части более широкого цикла мусульманских протестов против имперского государства1024.