Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Продвижение идей гражданственности, однако, сработало лишь отчасти, поскольку религиозная принадлежность продолжала оставаться важной социальной и правовой категорией. Локализация определенных правил привела к постоянно растущей дифференциации внутри религиозных общин: некоторые мусульмане стали более интегрированными в имперскую систему, чем другие. Татары считались более «развитыми», чем другие мусульмане, но в конечном счете лояльность и географическое положение (которое подразумевало разную степень влияния центральной власти) были важнее культурных соображений. Татары в Уфе, Оренбурге и далее на восток получили доступ к новым судам только в 1890‐х годах. В то же время у мусульман на Северном Кавказе такой возможности так и не появилось. Идеи культурных различий были не только второстепенными в новых судах, но и играли в лучшем случае вторичную роль в определении того, кто допускался в эти суды, а кто нет. В конечном итоге это был вопрос управления и финансовых ресурсов, а не культурной политики.

ПРАВОВОЙ ПЛЮРАЛИЗМ И ВАЖНОСТЬ ВЗАИМНОГО ПРИСПОСОБЛЕНИЯ

То, что империя продолжала организовывать и подразделять своих подданных по религиозному признаку, одновременно рационализируя и унифицируя свою административную практику, отнюдь не является противоречием. Например, в эпоху реформ новые суды разработали стандартные процедуры взаимодействия с духовными управлениями, которые предоставляли судам религиозных сановников для принесения присяги. В сотрудничестве с Министерством юстиции духовные управления также позаботились о том, чтобы их представители в судах имели стандартизированные переводы этих присяг, которые были бы понятны тем, кто не говорит по-русски. Использование переводчиков, как во время судебных процессов, так и во время предварительного следствия, стало регламентированным и вошло в повседневную правовую практику. То, что включение татар-мусульман и других меньшинств в правовую систему империи никогда открыто не ставилось под сомнение, было связано в том числе и с тем, что в судах были созданы эти и другие механизмы для удовлетворения специфических потребностей этнорелигиозных меньшинств.

В итоге, хотя общее движение к интеграции не обошлось без трудностей, оно не останавливалось перед лицом существовавших противоречий. Такие противоречия воспринимались (и продолжают восприниматься) в основном сторонними наблюдателями, а не участниками самого процесса. Для движущих сил нового порядка акцент на растущей унификации обычно сочетался с принятием различий. Единообразие в одних областях права сосуществовало с разнообразием в других. В этом смысле правовая унификация, хотя и далеко не полная, была для либеральной элиты, как считает Бербэнк, больше, чем просто нереализованной идеей1182. Роль окружных судов, в которых этнические и религиозные различия играли лишь вторичную роль, неуклонно возрастала. Хотя имперское господство на самом деле означало господство посредством различий, наше увлечение правовым и культурным разнообразием, местными институтами и практиками, которые помогали мужественно сопротивляться колониальному режиму, не должно побуждать нас преуменьшать действительность развития, пусть и неполной, правовой унификации. Из-за акцента на различиях и партикуляризме, который зачастую делается в литературе, можно легко забыть, что от Крыма до Архангельска и от Ташкента до Владивостока работали новые суды, которые, лишь с небольшими местными отличиями, опирались на одни и те же универсальные принципы, практически одинаковые процессуальные нормы и профессиональных юристов. В частности, на центральных и промежуточных землях империи различия между судами полностью нивелировались тем единым правовым пространством, которое они образовывали.

В то же время вплоть до 1917 года меняющиеся формы регионального правового плюрализма продолжали оставаться нормой. Как и в других империях, в России этот правовой плюрализм был неравномерным: одни составляющие его правовые институты сильно зависели от других1183. В Крыму и Казани после 1864 года сложилась крепкая, ориентированная на государство форма правового плюрализма с ограниченным выбором и четко очерченными юрисдикциями. Возможности выбора правовой площадки для рассмотрения дела были ограничены несколькими областями гражданского права. Они были шире только на пересечении гражданского и уголовного права: например, похищение невесты могло преследоваться как уголовное деяние в соответствии с российским государственным законодательством; однако стороны также могли обратиться в религиозную инстанцию, представив дело как гражданский вопрос о родительских правах. Хотя тяжущиеся стороны не всегда следовали предписанным правовым путям, в пореформенную эпоху их возможности для маневра сузились, не в последнюю очередь из‐за утраты административного контроля над судебной властью и нового внимания к процедуре и юрисдикции.