То же самое можно сказать об этнических и религиозных меньшинствах. Изменение положения и влияния нерусского населения выразилось, в частности, в относительно равном доступе к судам, медицинским учреждениям и органам местного управления. В центральных районах империи окружные суды мало интересовались этническими и религиозными различиями и тем самым в определенной степени способствовали интеграции имперского общества. Фактически они стали частью все более единого правового пространства. Как в Крыму, так и в Казани представительство и участие этнорелигиозных меньшинств в окружных судах приобрели повседневный характер. Татары, чуваши, черемисы, мордва и вотяки в Волго-Камском регионе, а также караимы, армяне и греки в Крыму участвовали в первоначальном обсуждении реформы и ее проведении на местах. Они работали присяжными поверенными, судебными приставами, присяжными заседателями и членами суда (хотя социально-экономические барьеры означали, что процент занимаемых ими должностей был ниже, чем их доля в населении). Множество неофициально практикующих юристов облегчали доступ к правовой системе. Многие судебные дела, рассматриваемые в этой книге, также показывают, что татары, греки и прочие состояли на службе сотскими и десятскими, стражниками, лесными сторожами, волостными старшинами и сельскими старостами (помимо членов земских собраний и депутатов городских дум). В 1883 году епископ Никанор жаловался, что полицейский отряд из 60 человек, следивший за освящением местной церкви в Уфимской губернии, состоял исключительно из татар1176
. Довод Мейера о том, что имперское государство было склонно строить свое общение на языке религии и со своими татарскими подданными в основном «говорило на шариате», а именно через спонсируемые государством религиозные институты, не является ошибочным1177, но он преуменьшает способность (и успех) государства говорить на языке земств, суда, полиции и многих других институтов империи. Религиозные учреждения были не единственным и не самым успешным посредником в общении с подданными.В то же время начиная с конца 1870‐х годов татары и другие народы подвергались все более серьезному давлению, запретам и дискриминации. Хотя большинство из этих мер носили социальный характер (а значит, затрагивали и малоимущих русских), татары, чуваши, армяне и другие меньшинства были недостаточно представлены среди привилегированных сословий, и в результате социально-экономические трудности ударили по ним особенно сильно. Однако некоторые ограничения носили ярко выраженный культурный характер. К ним относились квоты для присяжных заседателей и присяжных поверенных. Со временем татарам-мусульманам и другим этнорелигиозным меньшинствам также запретили занимать ответственные должности — судьи, старшины присяжных, сельского старосты и волостного головы. Но не только формальная дискриминация подрывала усилия по достижению большего равенства: неформальная дискриминация также ослабляла эти усилия. Хотя архивные документы свидетельствуют о том, что татары и другие народы часто участвовали в работе новых судов, в прессе они фигурировали гораздо реже, чем русские (разве что в качестве бунтовщиков и злодеев). Неправославные духовные лица играли в правовой системе в лучшем случае вспомогательную роль. На судебных церемониях доминирующая роль неизменно была у представителей православной церкви. Хотя окружные суды, как и считавшийся их основателем царь, часто изображались как места сплочения всех подданных, независимо от веры, только русское православие продолжало быть связанным с уголовным правом (например, через наложение церковного покаяния в качестве наказания и возможность преследования за преступления против православной веры). На главенствующую в империи религию также постоянно ссылались в зале суда посредством различных предметов, изображений, молитвенных служб и даже проповедей. Тем не менее в империи, где русское православие фактически являлось государственной религией, вряд ли могло быть иначе.