Имплантация

Надо сказать, что высшее образование не стояло на первом месте в списке проблем для Дюрюи. На первом месте стояла проблема всеобщей грамотности, т. е. начальное образование. Но надо подчеркнуть и другое: сила Дюрюи-министра заключалась в чрезвычайно остром ощущении взаимосоотнесенности разных участков образования. Это было по-настоящему стратегическое видение поля деятельности, характерное для шахматиста или для полководца. Оно придавало реформам Дюрюи, при всей их, как выразился Мишле, «мелкости», внутреннюю связность и стратегическую эффективность. Поэтому, реформируя начальное и среднее образование, Дюрюи не мог вовсе оставить в стороне образование высшее. Вплотную он им занялся после 1866 года, когда место директора управления высшего образования в министерстве занял Арман Дюмениль. Дюмениль стал одним из самых близких сотрудников и единомышленников Дюрюи: он обеспечил выживание Практической школы высших исследований после ухода Дюрюи с поста министра.

Если первоначально Дюрюи и не принадлежал к кругу г-жи Корню, то после его назначения министром г-жа Корню активнейшим образом поддерживает его инициативы. О поддержке, которую она оказывала начинаниям Дюрюи, говорят и Ренан [Renan 1958, 1120], и Мори. Мори в своих воспоминаниях пишет:

Г-жа Корню прилагала все усилия к тому, чтобы император встал на более либеральный путь, особенно в вопросах, касавшихся общественного образования, и на этой ниве она действовала в полном согласии с министром, г-ном Дюрюи, и его генеральным секретарем, г-ном Шарлем Робером, которого я встречал в ее доме [Мaury, t. V, 325].

Когда в 1868 году Дюрюи будет подбирать штаты для задуманного им Четвертого отделения Практической школы высших исследований, он сделает Леона Ренье директором, а Альфреда Мори назначит научным руководителем по истории. Почему были назначены именно они? Потому, что их личная связь с верховным прикрывающим позволяла сделать реформаторскую коалицию еще более неуязвимой? Да, но не только поэтому. Обстоятельства их назначения проясняются из все тех же воспоминаний Мори. Как пишет Мори, для организации Практической школы Дюрюи создал специальную комиссию при министерстве, в которую вошли наиболее авторитетные профессора, связанные с разными отраслями знания. Однако, – вспоминает далее Мори, –

профессоры словесности проявили по отношению к г-ну Дюрюи меньше доброй воли, чем профессоры наук ‹…› поэтому г-н Дюрюи оказался вынужден для этой сферы изысканий взять себе в помощники людей, не принадлежавших к Университету, – таких, как Леон Ренье, Мишель Бреаль и я. К своему великому удивлению, он встретил мало рвения даже со стороны г-на Жюля Кишера, профессора Школы хартий, на содействие которого рассчитывал. Профессоры Факультета словесности с тревогой усматривали в Практической школе высших исследований учреждение, создаваемое некоторым образом для того, чтобы конкурировать с университетскими учеными степенями. Отсюда их нежелание содействовать созданию Школы [Op. cit. P. 326].

Жюль Кишера был едва ли не самым авторитетным тогдашним историком-медиевистом. Дюрюи предлагал ему занять в Практической школе должность научного руководителя по истории. В архиве Министерства общественного образования сохранилось письмо Кишера к Дюрюи от 8 мая 1868 года, в котором Кишера отказывается принять эту должность, ссылаясь на преклонный возраст и чрезмерную занятость [Archives Nationales. AP 114, cart. 1, dossier 7]. И лишь после отказа Кишера Виктор Дюрюи оказался вынужден попросить о помощи Альфреда Мори.

Эта враждебность членов университетского истеблишмента по отношению к новосоздаваемой институции возвращает нас к тем особенностям французской коллективной жизни, о которых писал Мишель Крозье.

Из вышеизложенного достаточно ясно видны две вещи.