Имплантация

Первая – составленное самим Люсьеном Февром генеалогическое древо, озаглавленное «Мои авторы, мои отцы и мои спутники». Вторая – недавно созданная Петером Шёттлером по подобию таблицы Февра схема интеллектуальных связей Марка Блока[64]. Из 36 имен и названий, фигурирующих в «генеалогическом древе» Блока, лишь 14 встречается также в генеалогии Февра. Среди всех обнаруживающихся расхождений главными для нас являются следующие: Фюстель и Дюркгейм присутствуют у Блока, но отсутствуют у Февра, а Мишле присутствует у Февра в выделенной, центральной позиции, тогда как у Блока он фигурирует в одном ряду с тремя другими историками XVIII–XIX веков.

Таблица 6а

Таблица 6b

Впервые опубликована в послесловии П. Шёттлера к немецкому критическому изданию «Апологии истории» М. Блока [Bloch 2002, 262]

Выбор между Фюстелем и Мишле был диагностически значимым. Еще с конца XIX века в сознании французских историков Фюстель и Мишле образовывали антитетическую пару: научная сухость Фюстеля противопоставлялась лирической взволнованности Мишле. За этим внешним стилистическим расхождением стояла противоположность темпераментов, политических убеждений и ценностных систем: фигура Мишле воплощала собой романтический прогрессизм, фигура Фюстеля – классицистический консерватизм. Именно эта ценностная антитеза являлась решающей для «Action française»: исходя из мировоззренческого критерия, Моррас и его сторонники поклонялись Фюстелю и ненавидели Мишле. Но для Февра и Блока стилистический контраст между Фюстелем и Мишле выражал, судя по всему, не политические, а внутрипрофессиональные смыслы. Речь шла, во-первых, о выборе определенной исследовательской проблематики, а во-вторых – о выборе между свободой и несвободой проявления авторского начала в историческом исследовании. Здесь мы затронем лишь второй из двух названных аспектов.

Первое же пересечение путей Блока и Февра произошло под знаком выбора между Фюстелем и Мишле. В 1912 году Блок напечатал в «Revue de synthèse historique» рецензию на книгу Февра «История Франш-Конте». Подчеркнув такие несомненные достоинства книги, как точность и научная добросовестность, Блок, тем не менее, высказал в изящной форме свою неполную удовлетворенность авторским стилем Февра: «Кажется, г-н Февр является более прилежным читателем Мишле, чем Фюстеля де Куланжа». Блок не скрыл, что предпочел бы увидеть книгу, написанную «более спокойным, более строгим стилем» (un style plus calme, plus châtié)[65]. Это стилистическое расхождение сохранится и после Первой мировой войны, когда Блок и Февр станут друзьями и соратниками. Оба будут стремиться разомкнуть историческую науку навстречу жизни, но один видит эту науку более безлично-строгой, а другой – более личностно окрашенной.

В начале 1920‐х годов Февр приобщает Блока к своему плану создания журнала; они вырабатывают совместную позицию по этому вопросу. Одним из принципиальных пунктов их программы является отношение будущего журнала к эрудитскому знанию. Когда они излагают суть своего проекта другим ученым, они делают это в почти одинаковых терминах.

Сравним две цитаты.

7 февраля 1922 года Февр пишет Анри Пиренну:

Мы не хотим делать чисто эрудитский сухой журнал, предназначенный любителям росписи по карточкам, – мы хотим сделать хорошо информированный журнал, который можно читать и который дает информацию для размышления не только узко понимаемым «специалистам» по «экономической» истории, но и всем историкам – и, шире, всем интересующимся интеллектуальной жизнью, как бы они ни прозывались – социологами, философами, правоведами или экономистами (Цит. по [Lyon, Lyon 1991, 25]).

18 января 1929 года Блок пишет Марселю Моссу:

Мы не хотим делать всего лишь мелкий эрудитский – в пошлом смысле слова – журнальчик; разумеется, мы хотим сделать его серьезным, исключающим всякий журнализм, но при этом мы хотим, чтобы он охватывал очень широкое поле, все прошлое (включая сюда первобытные народы) и все настоящее, причем сами слова «экономическая» и «социальная» должны пониматься широко (Цит. по [Fournier 1994, 641]).