Имплантация

Между тем министр, которому Школа была обязана самим своим существованием, был отправлен в отставку. Чуть позже пришли война, катастрофа, осада; затем – гражданская война: за ней последовал долгий период смуты и неуверенности. Можно было счесть, что росток, столь недавно посаженный в землю, зачахнет. Министры, часть которых едва знала Школу по названию, сменяли друг друга один за другим. В какой-то момент список преподавателей Школы был принят за список бенефициев и бенефициаров; и было сочтено, что в этот список можно безо всякого неудобства включать литераторов за их заслуги. Г-н Леон Ренье оказал энергичное сопротивление этим поползновениям; точно так же он противостоял любым проявлениям зависти и подозрительности. Ему помогал человек, многочисленные и великие заслуги которого будет уместно здесь напомнить. Глава министерского подразделения, управлявшего высшим образованием, г-н Арман Дюмениль, видел в г-не Леоне Ренье учителя и друга; он разделял взгляды г-на Ренье на интересы высшей науки и высшей образованности; он с охотой поддерживал решения, предложенные г-ном Ренье, и спрашивал его мнения по многим вопросам. В эти глухие годы борьбы бесшумно свершалось упрочение успеха Школы. К тому времени из ее стен вышло уже достаточно большое число выпускников, которые понесли учение нашей Школы на кафедры наших факультетов и в иностранные университеты. Публикации Школы непрерывно появлялись в свет одна за другой и привлекали к Школе внимание ученой публики во всей Европе. Когда в 1878 году наступила десятая годовщина со дня основания Школы, и Школа, уже гордая собой, устроила праздник в честь своего основателя, г-н Леон Ренье, весь лучащийся радостью, вручил г-ну Дюрюи том, целиком составленный им самим и его коллегами в честь г-на Дюрюи. На титульном листе этого тома значилось: «35‐й выпуск Библиотеки Школы высших исследований». Оммаж был достоин и тех, кто его отдавал, и того, кому его отдавали.

Что было не менее ценно, автономия Школы утверждалась все более и более. Установилось обыкновение, согласно которому Школа собиралась для совместного рассмотрения вопросов, затрагивающих ее интересы, и, в частности, Школа сама подбирала себе сотрудников. Школа всегда пользовалась этой свободой с величайшей осмотрительностью, и то, что сначала было просто вольностью, превратилось в долговременную привилегию благодаря решению дорогого нашему сердцу покойного г-на Альбера Дюмона[77], который даровал Школе ее хартию. Г-н Леон Ренье с удовольствием председательствовал в нашей республике; ему не было нужды бояться бурь, которые порой сотрясали нашу демократию разума, ибо, хотя мнения и могли расходиться, все сходились в одном – в привязанности и почтении к нашему председателю. Так было осуществлено дело капитальной важности: создана самоуправляемая корпорация, посвященная интересам высшего образования. Это опыт, который является обещанием на будущее и которому высокодостойный преемник г-на Дюмона оказывает всяческую поддержку.

Между тем шли годы. Иногда из уст нашего почитаемого директора излетала жалоба то на бремя старости, то на людскую неблагодарность. Но вскоре эта горечь, более наигранная, чем подлинная, сменялась удовольствием от сообщений, что все идет хорошо и что директор пользуется неизменной любовью как у преподавателей, так и у студентов. Радости г-на Леона Ренье состояли в том, чтобы видеть, как его бывшие слушатели становятся репетиторами, как бывшие репетиторы становятся его коллегами в Коллеж де Франс, его собратьями в академиях Института. Поэтому, когда до нас дошло известие о его кончине, у его гроба собрались все. Каждый чувствовал, что теряет советчика, заступника, друга; что от нас уходит глава семьи и что с этим уходом заканчивается целая глава нашей истории. Но мы уповаем на то, что Школа, верная своим истокам, верная своим первым дням, будет расти и дальше, преисполненная того же духа, и что она всегда будет связывать с памятью о своих первых годах, о своей славной юности имя Леона Ренье.

Луи Аве [78] Памяти Гастона Масперо [79]

[фрагмент]

‹…›

14 июня 1869 года, в возрасте без малого 23 лет, Гастон Масперо был назначен в нашу Школу репетитором по египетской археологии; ему было положено ежегодное жалованье размером в восемьсот франков.

Он начал свои занятия в ноябре, в наших тогдашних помещениях. Следует отметить, что отделение еще не успело к тому моменту принять четко очерченный облик. Вплоть до того момента занятия по двум дисциплинам из числа преподаваемых на отделении, а именно по египтологии и по сравнительной грамматике, проходили не в самой Школе, а в Коллеж де Франс. Профессор египтологии, Эмманюэль де Руже, назначил студентами Школы своих лучших слушателей из Коллеж де Франс: Гребо, Гиесса, Пьерре и Ревийу. Они были внесены в списки студентов Школы 30 октября 1869 года, т. е. еще до того, как Масперо открыл своим вводным занятием один из маленьких залов, предоставленных Леоном Ренье в распоряжение отделения.