Имплантация

Этим вторым отцом был Леон Ренье, профессор Коллеж де Франс, крупнейший в Европе знаток античных надписей Франции и Алжира; он приближался тогда к шестидесятилетию. Это был добрый, отзывчивый, очень мягкий человек. В своих лекциях он с чарующим чистосердечием рассказывал о чувствах, которыми был охвачен, когда первым расшифровал трогательную надгробную надпись. Как любил рассказывать Леон Ренье, на африканской земле он демонстрировал туземцам надгробные стелы, заставлял их признать, что надписи на них выполнены нашими буквами, и таким образом с улыбкой ненавязчиво внушал им представление о справедливом характере нашего завоевания. Когда он говорил с молодыми новичками нашего отделения, те обращались к нему с почтительной робостью; в ответ на что он выказывал им еще большую робость, за которой скрывалась нежность. Но воля его была ясной, непоколебимой и деятельной. Именно Леон Ренье вдохнул в наше отделение жизнь[87]. Поскольку он был хранителем университетской библиотеки в прежнем здании Сорбонны, он отвел в библиотеке нашему отделению два или три закоулка, в которых всякий ученик должен был вставать со стула, если нужно было пропустить другого ученика. В течение многих лет мы не решались открыть для дам эти странные, уединенные и как бы тайные закоулки, которые могли стать удобным укрытием для любовных шашней. Именно в этих тесных помещениях развился энтузиазм молодых ученых; именно там ученые моего возраста почувствовали устремление ad augusta, но per angustissima[88]: превосходная степень здесь уместна как нельзя более.

Поль Фредерик [89] Историческая наука в высшем образовании: путевые заметки и впечатления

Германия – Франция – Шотландия – Англия – Голландия – Бельгия

[фрагменты из книги][90]

Париж (1882)[91]

‹…›

Cо времени своего создания[92] историко-филологическое отделение Практической школы размещается на пятом этаже [quatrième étage] правого крыла Сорбонны, в маленьких комнатах университетской библиотеки. Это комнатки с низкими сводами, почти мансарды; некоторые из них заслуживают вульгарного названия «кишки»; между собой они сообщаются посредством застекленных дверей; стены их обставлены книгами от пола до самого потолка: это настоящие лаборатории для филологических и исторических занятий. Чтобы найти желаемое издание, достаточно протянуть руку. Во время перерывов между занятиями учители и ученики беспрерывно ходят взад-вперед, шаря по книжным полкам. Эта близость к книгам представляет для всех бесценное преимущество. Между стеллажами, полными книг, протягиваются плоские столы, выкрашенные в черный цвет и снабженные примитивными чернильницами. Светлую ноту в это скопление черных столов и коричневых книг вносит в каждой комнатке белая фарфоровая печка, имеющая форму колонны на цоколе и украшенная поблескивающими медными накладками. Эти маленькие комнаты с низкими потолками, однако же, весьма прилично освещены; окнами они выходят на безмятежный сорбоннский двор, фоном для которого служит церковь. Каждые пятнадцать минут бьют часы; при звуке часового боя ученики на мгновение отрываются от своих книг и приподнимают головы. Находясь в этих маленьких комнатах, погружаешься в спокойную и серьезную атмосферу, располагающую к разысканиям, и сама теснота помещений содержит в себе некую интимность, придающую занятиям совершенно особое очарование. Это восхитительное маленькое помещение должно оставлять в душах учеников глубокие воспоминания. Мне кажется, что, если в один прекрасный день Практическая школа покинет эти комнатки и переселится в более обширное и монументальное пространство, она утратит нечто чрезвычайно ценное: свою физиономию, свой особый отпечаток.

‹…›

Я не могу излагать здесь целиком историю Практической школы высших исследований ‹…› Скажу только, что одну из трудностей всего предприятия, как казалось, должен был составить набор учеников. Между тем ничего подобного не случилось. В первый же год количество записавшихся слушателей превзошло самые смелые ожидания. Как и можно было ждать, среди записавшихся было мало студентов [парижского] Факультета словесности (такое положение сохраняется до сих пор); зато в новую Школу пришли учащиеся специальных школ: они искали в ней дополнение к учебным программам своих заведений. Ученики Высшей нормальной школы ощутили необходимость изучать, например, древнегреческую палеографию, а также упражняться в дешифровке, критике и толковании текстов; ученики Школы хартий, призванные стать архивистами и библиотекарями, в большом количестве воспользовались возможностью дополнить и улучшить свои познания в старофранцузском и романских наречиях либо же более пристально изучить источники по истории Франции. Даже профессоры[93], служащие публичных библиотек и простые любители стали приходить в Практическую школу за средствами для углубления знаний по своей специальности, не говоря уже об иностранных студентах, число которых растет с каждым годом.