Импрессионисты. Игра света и цвета

Глядя на картину, понимаешь, что художник сумел запечатлеть еще оставшуюся чистоту и открытость туземцев. По сути дела, не они должны были приноравливаться к пришествию европейцев, а жители Европы должны были раздеться, надеть набедренные повязки и прийти к таитянам без всякого миссионерства. Люди жили в удивительно гармоничном мире, и в гармонии не только друг с другом, но и с миром, с природой. Они не пытались ее подавить, как, например, хотел сделать Мичурин, которому принадлежит реакционный лозунг: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». И Гоген был счастлив жить вместе с этим народом, потому что находился с ним в полном контакте. Конечно же, художник немного идеализировал первобытный мир, в котором очутился, но сохранил свое восхищение им через искусство, дарованное ему Богом.

Другая картина — «Мы молимся тебе, Мария». Деву Марию писали многие европейские художники. Особенно великолепно это удавалось итальянцам. Гоген же ее образ трактует совсем по-другому. Само положение младенца свободное, естественное и совершенно нетрадиционное. Художник создал своеобразный образ маорийской Мадонны — с наивной чистотой, свежестью и совсем иным настроением — не тем, к которому мы привыкли. Если все европейские Мадонны в основном выглядят печальными, зная о грядущей судьбе их сына, то маорийская Мадонна улыбается, она безотчетно счастлива. Над ней и ребенком, как и полагается по канону, — нимбы. А туземки ей поклоняются на фоне великолепного пейзажа и даров природы на первом плане — натюрморта с бананами, арбузами и другими яствами. Гоген говорил: «…я вообще люблю писать натюрморты, когда мне нечего делать, когда я отдыхаю, я всегда беру и пишу по воображению натюрморты». Данный натюрморт с чашей и фруктами — легкий, спонтанный, можно сказать, непринужденный.

П. Гоген. Мы молимся тебе, Мария. 1891. Музей Метрополитен, Нью-Йорк

На картине совершенно свободное использование цвета. Гоген же говорил: «Я не строю какие-то сложные конструкции; я как чувствую цвет, так его и кладу». На европейской выставке публика удивлялась: как может быть вода желтой или зеленой? Вода может быть разная! Например, у Ван Гога в «Виноградниках в Арле» вода вообще золотистая под лучами солнца.

Дело в том, что те каноны, которые проповедовались в академиях и художественных школах, с одной стороны, обучают людей, а с другой — делают их «пленниками» сложившихся догм. И человек становится заложником той системы, которая внедряется в той или иной форме в его способ передачи изображения окружающего мира. Поэтому, может, и хорошо, что Гоген не получил специального систематического образования.

Гоген прорвал реальность и буквально опередил время, за ним потом пошла целая плеяда молодых художников: символисты, считающие его своим знаменем, и фовисты, ярким представителем которых является Матисс с его удивительной и смелой палитрой. Свободу, непринужденность, экспрессивность Матисс как раз взял у Гогена, чему ярким примером служит известная картина «Танец» с красными танцорами на сине-зеленом фоне. Кстати, когда творчество Гогена, еще не выезжавшего в Океанию, все-таки стало признаваться в Париже, символисты приобщились к нему как своему лидеру. Однако сам он себя не считал символистом, хотя элементы символизма в его картинах присутствуют.

Еще хотелось бы коснуться полотна «Прачки». Несмотря на то что в ней еще не ощущается в полной мере та полифония, которая проявится позднее, тем не менее здесь мы видим гармоничную мягкость, великолепный ритм. Между прочим, Гоген говорил о живописи как о музыке. Художник в первую очередь подчеркивал, что живопись музыкальна, что каждый мазок — это звук, а совокупность цветовых пятен — полифония звуков. И удивленно спрашивал: разве вы можете воспринимать музыку как нечто конкретное? Разве вы можете придать музыке какую-то конкретную форму, ассоциацию? Музыка рождает целую цепь ассоциаций и никогда не дает точного знака. И в этом смысле живопись Гогена очень музыкальна. Можно даже услышать некий парафраз народной французской мелодии, ощутить ритм, в котором прачки это белье стирают. Посмотрите на убывающий план перспективы, склоненность голов над стиральными досками. Ритм в деревьях, уменьшающийся в перспективе вал, ограничивающий реку с одной стороны, — все это вместе как раз создает полифонию звуков. Мы должны попытаться вслушаться в эту удивительно тонкую и красивую музыку! Она слышится, ощущается, музыкальность полотна для нас очевидна.

П. Гоген. Прачки. 1888. Музей Винсента Ван Гога, Амстердам