Несмотря на довольно поздний час — клепсидральные колокола давно пробили начало первой дневной стражи, в коридорах дворца было полно народу. Пран Гвен то и дело раскланивался с кем-то из знакомых пранов, а с учётом того, что знал его едва ли весь Аркайл, путь в покои герцогини-матери отнял очень много времени. Кто-то заговаривал с главным сыщиком, рассчитывая узнать кое-какие новости, кто-то пытался завести дружбу, некоторые заискивали, находились и те, кто желал прихвастнуть знакомством перед другими. Но пран Гвен не отличался склонностью к пустопорожней болтовне, ещё больше не любил разглашать известные ему тайны, даже если они не имели государственного значения, очень придирчиво относился к выбору друзей (злые языки поговаривали, что он вообще никогда и ни с кем не дружил), а льстецов ненавидел давней нутряной ненавистью. Хотя не избегал ни тех, ни других, ни третьих. А что поделать? Служба такая. Начальник тайного сыска должен знать все новости, следить за настроениями и прикидывать заранее, от какого из Домов ожидать злоумышления против короны. Так что он улыбался, раскланивался, отвечал междометиями, поддерживал ничего не значащие разговоры в две-три фразы и продолжал свой путь.
При этом альт Раст слушал в оба уха и смотрел по сторонам в оба глаза. Ловил обрывки разговоров, жесты, ужимки, позы пранов и их спутниц. Кто знает, что именно пригодится ему для дела?
Он узнал, что цены на зерно продолжают расти и виной тому ухудшившиеся отношения с Унсалой, что количество разбойничьих шаек увеличилось, что чернь недовольна, что у прана Тиля альт Перрена новая любовница — жена его вассала. Что к северу от Аркайлской бухты пропадают корабли — либо браккарские пираты взялись за своё, либо проснулся гигантский кракен. Истории об это чудовище всплывали (как и сама морская тварь в них) раз в десять-пятнадцать лет. Чего в них только не было — и разломленные напополам каракки, и отскакивающие от толстенной шкуры ядра, и бестолковые моряки, принявшие задремавшего на водной глади кракена за остров и вздумавшие развести на его спине огонь и приготовить обед. Самым удивительным и, на взгляд прана Гвена, дурацким был рассказ о рыбаке, который мог песней выманивать чудище из глубин морских. Ну, ладно уж, выдумали бы знаменитого менестреля, наподобие Ланса альт Грегора, а то — рыбак, песня…
— Добрый вечер, пран Гвен, — послышался мелодичный голос с лёгкой картавинкой.
— Добрый вечер, пран Эйлия, — ответил сыщик, а потом только обернулся.
Не узнать наследника Дома Серебряного Барса и капитана гвардии он не мог. Даже с завязанными глазами.
Несмотря на то, что обычай позволял гвардейцам при дворе его светлости не ходить в цветах Дома Чёрного Единорога — ну, разве что на торжественные церемонии надевать накидки, пран Эйлия щеголял в жёлтом камзоле из тонкого сукна, стоившего баснословных денег за локоть, с вышитым рогатым, вставшим на дыбы зверем на левой стороне груди. На правой скалился, изготовившись к прыжку, серебряный барс. Вольность вполне допустимая для наследника третьего по могуществу из Великих Домов Аркайла.
Пран Эйлия улыбнулся одним уголками губ — его тщательно подкрученные усы едва-едва шевельнулись.
— Как вам мой новый мундир, пран Гвен?
— Неплох, неплох. — Пожалуй, вопросы моды и одежды были единственными, которые могли озадачить главу тайного сыска. Но не признаваться же в этом? — Быть может, шитьё не слишком выразительно?
Капитан гвардии провёл пальцами по вышитому бронзовой нитью воротнику. Дубовые листья и жёлуди.
— Нет, почему же? Серебро и золото сейчас не слишком приветствуются законодателями моды… Их считают безвкусицей. Вот в Кевинале, например… Кстати, пран Гвен! А вы слышали?
— О чём? О Кевинале? Кажется, стоит на месте, в море не обрушился.
— Нет, не о Кевинале, — пран Эйлия понизил голос до шёпота. — Просто вспомнилось. Это всё приграничные дела. Дома Сапфирного Солнца и Бирюзовой Черепахи заявляют о независимости.
— От кого?
— От Аркайла.
— Зачем им это? И откуда вы узнали? — Письмо, написанное на тончайшей бумаге и доставленное голубиной почтой, с докладом о том, что баронесса Кларина возникла в собственном замке после спешного бегства из столицы и начинает заявлять какие-то свои права, лежало в окованном железом сундучке, который, в свою очередь, стоял в укромном месте под половицей. Но не надо раскрывать сразу все карты. Особенно перед Домом Серебряного Барса.
— О! — Теперь улыбка альт Ставоса стала донельзя самодовольной. — Видите, пран Гвен, не только у вас есть осведомители во всех уголках материка.
— Увы… Должно быть, мои осведомители не такие расторопные, как ваши. И что вам доносят?
— Баронесса, как глава Дома Сапфирного Солнца, провозгласила притязания на корону Аркайла. Она утверждает, что ей сын от покойного герцога Лазаля.
— Да что вы говорите?! — Пран Гвен изобразил живейшее удивление.
— Именно так. Не больше и не меньше. Она ведь уже устраивала заговор здесь, под самым носом у вашей службы.