Он устал быть человеком для всех, но не для себя. Всегда на виду, любой твой поступок обсуждается, сплетни ширятся и растут. В простонародье бытовало мнение — если ты икнул, то тебя кто-то вспомнил. Ланс недоумевал — если это правда, то почему он до сих пор не умер от икоты? Иной раз накатывала такая тоска, что хотелось послать всех и всё к болотным демонам и уехать доживать остаток дней в избушке посреди дремучих лесов у подножья Карроса. Или поселиться на необитаемом острове. Или прибиться к кочевникам Райхема и не брать с собой музыкальных инструментов. Просто чтобы отдохнуть от излишнего внимания и чтобы окружающие прекратили дёргать, распоряжаясь его жизнью, как своей. Но всякий раз здравый смысл пересиливал. Ведь на самом деле настоящий музыкант, привыкший купаться в славе, выступать перед большими скоплениями людей, принимать знаки внимания и всеобщее восхищение, зачахнет вдали от обжиты мест. Завянет, как цветок, вырванный с корнем из жирного чернозёма и поставленный в вазу. Да и привычка, если честно. Ну, и просто приятно быть в водовороте событий, если уж совсем честно. Пока усталость не накатит окончательно.
Но никогда он не навязывал людям своей воли, своих желаний, своего видения мира.
Никогда!
И гордился этим.
Просил тех, кто изводил его нравоучениями, отцепиться и уважать его личность, его порывы, его ошибки, в конце концов.
Разве не может человек жить, не подавляя и не подчиняя других? Зачем это вообще нужно — я люблю окорок с поджаристой корочкой, значит те, кто предпочитают мясо с кровью, глупцы, а то и враги. Почему нельзя пить и есть за одним столом, и при этом не цепляться к соседу — возьмите обязательно этот соус и если вы скажете, что это плохо… В худшем случае дуэль, а в лучшем — обида. Почему нельзя просто оставить в покое другого человека?
Лансу казалось, что он всю жизнь исповедовал принцип невмешательства в жизнь других людей. А вот по мнению Дар-Виллы выходило, что он навязывает окружающим своё видение мира, считает, что он чем-то ему обязаны и прожить не может ни дня, чтобы не поиздеваться над кем-то? Неужели так он выглядит со стороны? Странно всё это и удивительно? Или шпионка нарочно наврала с три короба, чтобы вывести менестреля из состояния душевного равновесия? Ну, перед аудиенцией у короля? Если так, то с какой целью, чего она хотела добиться? Или уже добилась всего, чего хотела?
Когда цирюльник укоротил бороду Лансу, десяток раз выставив перед носом менестреля запотевшее зеркало, подбрил щёки и шею, придав творению рук своих окончательный вид, подстриг торчащие в разные стороны волоски на бровях и удалился, альт Грегор наконец-то завладел мочалкой и с каким-то остервенением вымылся. Будто пытался снять с себя ту напраслину, что возвела на него Дар-Вилла. Потом он вытерся и переоделся в оставленную служанками одежду. Белая льняная сорочка с узкими манжетами была в самый раз, чёрные брюки — слегка свободноваты, но благодаря тиснёному на здешний манер ремню держались и не падали. А вот короткий чёрный камзол немного жал в плечах. Попробовав застегнуть «зербинки» и так и эдак, Ланс решил оставить три верхних расстёгнутыми. Получилось необычно, как и пристало знаменитому музыканту, который всегда старался выделиться из толпы. Ну, хоть самую малость.
Чистая одежда даровала вымытому телу давно забытые ощущения.
Ланс долго сушил полотенцем и расчёсывал волосы, но, в конце концов, отчаялся и завязал хвост как есть. Камзол и рубашка на спине тотчас промокли.
«Ну, и кто же поведёт меня к королю?» — подумал менестрель и на всякий случай громко откашлялся.
В тот же миг скрипнула дверь и на пороге появился браккарский гвардеец в ярко-синей сюркотте. На его рукаве красовался вышитый бронзовой нитью бант. Значит, чин ниже лейтенантского, но, всё-таки не рядовой, что было бы совсем уж унизительно для гостя такого ранга, как известный всему миру маг-музыкант.
— Прошу вас, пран, следовать за мной, — поклонился гвардеец.
Они двинулись по запутанным коридорам, к которых Ланс и не пытался разобраться. Похоже, замок короля Ак-Орра раза в два превосходил по площади обиталище герцогов из Дома Чёрного Единорога, но строился не сразу, а с промежутками в несколько десятков лет. Иначе как объяснить разную кладку на стенах и отличие архитектурных стилей дверных и оконных проёмов, ниш и пилястров? Тем не менее, поблуждав по узким ходам, они снова оказались в длинной анфиладе, кажется, той самой, по которой вела менестреля Дар-Вилла.