Импровиз. Надежда менестреля

Выросший в землях, расположенных далеко от моря, менестрель с детства не слишком восхищался ароматами даров моря, а уж после приключения на Айа-Багаане, когда ему пришлось прятаться в корзине с килькой, заработал стойкое отвращение к рыбной вони. Лансу казалось, что он отмывался несколько дней, настолько слизь вместе с запахом впиталась в его кожу и волосы. С тех пор селёдка, килька и анчоусы стали его злейшими врагами.

В Эр-Кабеча, рыбацком городке, вряд ли могло пахнуть по-другому. Его жители кормились из моря и зарабатывали на нём. Но альт Грегору казалось, что он сходит с ума. Срочно захотелось выпить вина. На серебряную монету, подаренную ему лейтенантом, Ланс мог купить кувшин самого лучшего бурдильонского, но откуда такое вино в трагерской глуши? С другой стороны, монета предназначалась «на развод» и тратить её на выпивку не хотелось. Тогда что остаётся? Заработать денег музыкой, благо флейта-пикколо оставалась с ним. Шагая по улицам, Ланс ощущал её спиной, поскольку засунул на пояс сзади.

С большим трудом менестрель сдержался, чтобы не постучать в ближайший ставень и не спросить — где тут самая дорогая харчевня, для дворян? Но, памятуя что столь неосторожный поступок чреват скандалом, а то и потасовкой, он решил вести себя благоразумно. Всё равно в десятках маленьких провинциальных городов заблудиться можно только в том случае, если завяжешь глаза и вольёшь в себя три-четыре кувшина самого крепкого вина. Все дороги ведут к рыночной площади в центре. Всегда. Они расходятся, как солнечные лучи или, если угодно, как щупальца у спрута. На площади стоит ратуша, размер которой зависит от того, насколько богато поселение, напротив — церковь. Очень часто в самой серёдки сохраняется колодец с «журавлём» — наследие стародавних времён. А по окружности, само собой, лавки и харчевни с гостиницами. Утром площадь занимают торговцы всяческой снедью, к полудню она пустеет, а ближе к вечеру превращается в место для прогулок, великосветского общения и нудных многозначительных разговоров, ибо провинциальные праны имеют необъяснимую тягу к бесконечным разглагольствованиям, а купцы и богатые ремесленники, во всём тянущиеся за дворянским сословием, им неустанно подражают.

Харчевни, гостиницы и постоялые дворы… Если не половина жизни Ланса альт Грегора, то третья часть точно прошла в этих заведениях. Жизнь менестреля связана со странствиями и путешествиями, а далеко не всегда тебя приглашают богатые праны, готовые предложить стол и кров. Зачастую приходилось колесить по материку на свой страх и риск, пользуясь громки именем для сбора платы за выступления. Когда же Лансу случалось вступать на военную службу, то жизнь в походных палатках приедалась настолько быстро, что ночёвка в каком-нибудь захудалом постоялом дворе на задворках Кевинала начинала казаться счастьем. Поспать на настоящем тюфяке, а не на свёрнутом плаще. Съесть чего-нибудь, приготовленного не на костре, где варево с одной стороны котелка может обуглиться, а с другой — оставаться сырым. Посидеть за столом под крышей, а не на семи ветрах вокруг барабана.

Одно время Ланс собирал названия харчевен и гостиниц, как иной богатый пран из древнего Дома собирает разные типы клинков, увешивая в родовом замке все стены. Но богачам приходится платить звонкую монету за своё увлечение, а менестрелю он не стоило ни гроша. Знай себе читай вывески и запоминай. В последние годы, отягощённый грузом совсем иных забот, он как-то забросил прелюбопытнейшее занятие. Да и память стала подводить. Всё же не мальчик уже. Но когда-то ему удавалось даже выделить особенности наименований в различных державах северного материка.

К примеру, в Кевинале любили использовать слова и сочетания слов, обозначающие части кораблей или просто взятые из мореходного дела. «Пушечное ядро», «Нок рея», «Грота марсель», «Полтора брасе» (там, где аркайлец сказал бы — семь локтей), «Пороховой погреб», «Тихая бухта», «На всех парусах», «Морская пучина». В Тагере часто попадались гостиницы и трактиры с названиями, словно позаимствованными у церковников. «Святое пристанище», «Усталый путник», «Обитель Вседержителя», «Приют Всех Святых», «Добрый Беда», «Святой Игг», «Стигматы Трентильяна». А вот на родине Ланса альт Грегора каждую вторую харчевню украшала надпись «Винная бочка» или «Добрый пекарь». Нередки были «Пальчики оближешь», «Яичница и окорок» или «Кружка пива». Унсальцы тяготели к ярко раскрашенным вывескам с позолотой и соответствующими словами «Корона», «Рука короля», «Трон и честь», «Королевская милость», «Добрый король», «Верный рыцарь». Из вирулийских гостиниц менестрель запомнил две — «Зелёный пёс» и «Кот и флейта». Почему бедная собака была зелёного цвета и какое отношение кошки имеют к музыкальным инструментам, история умалчивала. Зато лоддеры перещеголяли всех. Совет епископов принял закон, согласно которому все харчевни именовались попросту «Харчевня», а все гостиницы «Гостиница». Очень мудрое решение, сразу избавившее десятки хозяев заведений от необходимости мучиться и ломать голову.