In medias res

В чем причина семейного скандала? – Его неотвратимая логика, повторяющийся катастрофизм лавины, которая обрушивается от одного слова? Глупо! Никому не нужно! Тем не менее, каждый с каким-то упоением и сладострастием поддается на мельчайшую провокацию «оппонента», выполняя свою, словно предписанную роль и испытывая скрытую потребность в этом самоистязательном стрессе. В его явной неразумности заключен как будто бы некий тайный разум. Ибо стресс ускоряет ход жизни, отделяя жизнеспособное – от доживающего свой век, и тем самым изживая неразрешимые проблемы…

В скандале – таится протест против изнуряюще-тусклой обыденности, и в каком-то смысле функция его празднично-ритуальна. Он доводит ровно текущий процесс до критической точки, до перелома. Перелом – в возможности разрыва со старым и начале нового.

* * *

Жизненные нагрузки и перегрузки… Усталость… Они – почва раздражения. А раздражение – горючий материал для провокации. Зачем нужна провокация? Зачем нужно доводить человека, чтобы он сорвался?.. Срывая свой гнев на ближнем, ты разрядишься на мгновенье. Но даже если гнев праведен, он, чаще всего, несоразмерен. То-то и нужно! Нужно, чтобы ты потом каялся. Смысловая подоплека провокации: «Вспомнишь меня, когда меня не будет, пожалеешь». Это мольба о жалости. И обида, нанесенная тобой мне, залог твоей же обо мне памяти! Смешно сказать, но и семейный скандал служит тому, чтобы напоминать человеку о душевном родстве. О желании не уйти вовсе, но остаться запечатленным в сердцах оставшихся. Остаться – после своего ухода. «Оттуда» – ушедшим легче дождаться покаяния от своих самых «заклятых врагов» – близких, любимых…

* * *

Воистину: «Кого люблю – того и бью!» – игривая поговорка-пословица, вроде бы, даже с рифмочкой… А вдуматься – и верно: почему-то мы обижаем больше всего родных.

Обида – мольба, немой крик: «Помогите!» – Оттащите меня от моей немощи! Докажите мне, что я еще живу! А тот, кто обидел (чаще всего, более слабого) – пусть изопьет чувство вины, чтобы тогда, после, оно заставило вспомнить обо мне…

* * *

Чувство вины перед ушедшими – связует живых и мертвых. Те и другие между собой уже не ссорятся. Но ссора живущих – завязь их последующего – духовного – родства, мост между реально существующим и тем, что стало идеальным.

* * *

И опять вспоминаю об Асе… Ведь и добровольный уход из жизни – тоже, в сущности, мольба. Мольба о понимании, о жалости со стороны близких и любимых. Попытка – голосом уже «оттуда» тронуть их сердца, достучаться…

Но можно ли не видеть, что суицид – крайняя форма проявления дарованной человеку свободы воли? Религиозные запреты на самоубийство – разумный заслон против «ускоренного» попадания в «рай» всеобщей памяти.

* * *

Самоубийство – форма самоутверждения отчаявшихся. Сокровенный смысл самоубийства в отделении себя – реального от себя идеального, оставляемого для других, другим. Физическая слабость вовсе не толкает к самоубийству. Самоубийство – не акт слабости, примирения со смертью. Напротив, это всплеск бунтующей жизни!

* * *

Самоубийство – не что иное, как добровольная жертва, самозаклание. Человек убивает себя потому, что, очевидно, осознает конфликт между представлением о себе (идеальным) и реальными своими возможностями. Тот, кто лишен развитого самосознания, обостренного чувства несоответствия между своими духовными возможностями и физической реальностью, не станет себя убивать. – Дебилы живут преспокойно. И записка, как правило, оставляемая самоубийцей, – это последняя ниточка связи, надежда на то, что люди, всё же, примут и сохранят его образ, его идеальную ипостась, душу. Вберут ее в себя…

* * *

Лена Кумпан как-то призналась: «Мы с Глебом зверски спорили из-за стихов. И вы с Нонкой тоже, наверное, так?» – «Да – нет. Из-за стихов мы как-то не спорим. Во-первых, должно быть, потому, что есть какие-то общие камертоны. А во-вторых, у нас как бы разные «сферы влияния». На Петрове-Водкине только столкнулись. Она написала стихи про «Утренний натюрморт». Очень хорошие. Но я сделал какие-то замечания по самой интерпретации вещи: что-то мне как занудному искусствоведу показалось неточным, непопадающим… «Ну, не нравится – так возьми сам и напиши!» Я взял и написал. Вот, пожалуй, единственная история». Про себя я подумал, что слишком много, помимо стихов, было поводов для споров-раздоров. И опять же – это подтверждает мою догадку о том, что принимаемое нами за причину – лишь внешний повод. А причина – в нашей тайной, скрываемой даже от себя, потребности в ссоре…

* * *

Ссора, конфликт – желанны для нас втайне потому, что обнажают реальность нашего бытия, задевают за живое. А боль, особенно боль душевная, – свидетельство реальности.

* * *

Каждый из нас – от рождения – приговорен. Но не оповещен о дате исполнения приговора. Незнанием и спасается! – Неизвестность воспринимается почти как бесконечность; «когда-то», «некогда» – как «никогда». И это незнанье объединяет людей. Собственно, каждый и защищается незнанием.

* * *