In medias res

Вообще в доме всегда кто-то еще (кроме членов семьи) жил, пребывал на содержании: Степанна, подросток Лактюшка (Галактион) из деревни, оставшийся без отца. Вечно голодный… Да и Сашка всегда старался урвать кусочек мясца поболе. Сорванец!.. Заходил в лавку к отцу – «Да так, зашел посмотреть». А потом оказывалось, что у него в кулаке зажат двугривенный. Угощал леденцами: «Верка-хабалка, ешь!» Иногда растягивали аршина на три тянучку, – пока она не рвалась. У кого хвост длиннее – тот счастливее. Поначалу мама не задумывалась, откуда у него сласти и брала их. Но потом произошел такой случай. Как-то за обедом Сашка резко повернулся или его кто-то задел, и в кармане у него что-то загремело. Отец и спросил: «Ну-ка, что у тебя там?» В жестяной коробке оказались деньги, мелочь… Сашка – весь пунцовый. А отец посмотрел на него спокойно и сказал: «Саша, так люди не делают. Если тебе что-то надо, ты скажи, попроси»… Никогда не то, что не кричал, – голоса не повысил. А бить Сашку и вовсе не мог. Марья-то Федоровна приказывала: «Дай-ка хорошенько Санятке по заднице! Без плетки – какая учеба!» Сашка орал во всю мочь. А отец только делал вид, что бьет его, едва прикасаясь к нему. Это происходило в сарае, и сквозь щели всё прекрасно было видно. Потом весь зареванный Сашка подходил к матери. М. Ф. вытирала ему ладонью чавку, – нос, конечно, был весь в соплях. А затем подставляла ручку – для целования. «Маманя, прости, больше не буду!» На этом обряд завершался.

* * *

Учительница приходской школы посоветовала маме учиться дальше. И отец как-то сказал М. Ф.: «Ты пойди, мать, к учительнице, снеси ей пачку чаю (фунт), чтобы похлопотала за Верушку – насчет поступления в гимназию». (В казенную, где плата была значительно ниже; но и попасть туда детям из простых семей было трудно). После долгих пререканий с И. Г.: «И к чему это – учить? Еще чего! Замуж выйдет!» – М. Ф. взяла, все-таки, пачку чаю, сунула под тальму и пошла к учительнице в школу. Сперва прощупала почву через нянечку. Та благословила: «Пойди, попробуй!» Учительница, очевидно, чтобы не обидеть М. Ф., приняла «дар» и сказала, что просить ее не надо. Она сама хотела говорить о девочке и ее подружке, Маше Булыгиной. Когда М. Ф. вернулась, И. Г. спросил: «Ну, как?» И та сердито отвечала: «Хвалила!»

* * *

«Всё своим чередом… Вот и окончание приходской школы… Я иду со своей подружкой на выпускной вечер. Первой встречает нас нянечка. И как-то особенно ласково смотрит на меня. И говорит: «Ты уж только не расстраивайся…» Я ничего не понимаю. Идем дальше в актовый зал. А там выдают свидетельства об окончании школы. Поочередно всех вызывают. И Машке Булыгиной вручают свидетельство, небольшой лист, и грамоту – за отличную успеваемость, а мне почему-то – одно свидетельство – со средней оценкой «хорошо». Думаю, почему так? Вроде бы, с Машкой мы учились на равных?.. Да еще ей дали в награду книжку. Ну, конечно, обидно. Подходит ко мне учительница и говорит: «Идем-ка со мною». Приводит к себе в кабинет, а, может быть, в комнату, в которой она и жила. – Любовь Николаевна. Очень хорошо ко мне относилась. Бывало, я прочитаю какое-нибудь стихотворение, а она удивляется: «Откуда же ты знаешь? Мы ведь этого еще не проходили!» А я слышала, как Костя учил. И всё вслух читал. А я и запоминала… Ну, так Любовь Николаевна привела меня к себе и дает мне книжечку. «Это, – говорит, – от меня лично». И там написано: «За хорошую успеваемость»… Прихожу домой расстроенная. Мама спрашивает, – в чем дело? Приходит отец, и мать передает ему: «Смотри-ка, Илья Гаврилыч! – Машке Булыгиной дали и маленькую бумагу, и большую, а нашей-то – только маленькую. Куда ж это годится!» – «Ну, Маша, и Верушке написали «За хорошую учебу» и книжку тоже дали…» – «Да! Книжка-то у Машки Булыгиной – толстая, а это – что?! – тоненькая! И – нечего девке учиться, пущай замуж выходит!» – «Маша! – Хочет Верушка учиться – пусть учится дальше. Отдадим документы»… И вот – мать пошла записывать меня в гимназию. Нарядилась, расчупыжилась, тальма на плечах развевается. Наконец, возвращается. Колыхаясь, плывет. Идет, раздувая ноздри. И не говорит – фыркает: «Приняли!..»

* * *

«А оценку за успеваемость снизили из-за Закона Божия. Отец Василий его преподавал. Сидит в рясе, закинув ногу на ногу… Чувствовал мою строптивость, и я, хотя и знала урок (сказки ведь, притчи – интересно!) немела перед ним. Чем-то он был мне неприятен. Наверное, потому что, когда в праздники захаживал к нам, и мать его угощала обедом, он всё на еду налегал. «Марья Федоровна, что-то я больно щи пересолил! Подлей-ка еще малость!» – «Да кушайте, отец Василий, на здоровье!» – Забота о вожделении плоти меня, видно, и отталкивала… Вот отец Василий и снизил мне оценку…»

* * *

«Как-то взяли на постой, «на хлеба», молодую учительницу. Помню уговоры отца: «Ну, Маша, ты представь, она – одна, в чужом городе, а в гостинице дорого. Если бы твоя дочка…» – «Да уж ты – смола, Илья Гаврилыч! Пристанешь – не отлеписся…»