Читаем In medias res полностью

In medias res

Перехватил?.. Но откуда-то приходит потребность учинить это разбирательство. Вызвать себя – на собственный суд.

* * *

Как теперь я понимаю, дед столько всего испытал и столько перевидел, что у него не было чувства торжества справедливости. На людей, на человечество – в смысле человеческого племени – он смотрел, скорее всего, с горечью. Как-то очень едко высказывался о женщинах. Они у него – были. (Двоюродная сестра Нина передала мне, что в Ульяновске, от одной медсестры, у него – девочка…) А Валентина Алексеевна, которую я увидел уже старушкой, относилась к нему с трогательной преданностью.

После всех своих испытаний и мытарств дед стал не то чтобы циником, но, как мне кажется, глубоким скептиком: язвительная насмешка была всегда наготове…

Может быть, я для него был каким-то символом надежды? И он отнесется ко мне, я почувствовал это, не только с радушием, но и нежностью. Однако, видимо, именно его скептицизм, глубоко укоренившееся в нем недоверие к людям помешали ему быть настойчивее, упрашивая меня задержаться.

Даря мне – на память – футляр для очков, вырезанный из дерева каким-то зеком-умельцем с надписью «In medias res.», – он сказал: «Посвященному – понятно». Я даже подумал, что это и есть перевод латинской надписи. Но я не понял древней формулы и, видимо, не смог бы ее понять и если бы знал латынь, потому что еще не был «посвященным» – или «просвещенным» – самой жизнью.

Воспринимая вполслуха мои рассказы о каких-то моих московских литературных делах и хлопотах, он, конечно же, видел их мелочность. Просекал, наверное, и наивность моего самоутверждения перед ним. С вершин доставшихся на его долю испытаний – всё это было детскими забавами, тщеславной суетой, хотя ему – как врачу – несомненно, была ясна их возрастная обусловленность.

Словом, мне, балбесу, надо было больше слушать, а не высказываться… Лишь теперь я начинаю постигать сокровенный смысл начертанного на очешнике афоризма: «По с амой сути, без обиняков». «По сердцевине».

...

Весна 96 – апрель 97.

Вместо послесловия

Восходящий к жанру дневника или записной книжки, жанр этих заметок не подразумевает какого-либо формального «логического итога», сюжетного завершения. Подобные заметки всегда могут быть дополнены и продолжены. Вот почему «на прощанье» мне хотелось бы предложить читателю несколько своих стихотворений. Я выбрал те, которые, на мой взгляд, наиболее резонируют волнующим меня темам.

Наверное, не случайно в мой текст вплелись мотивы из истории Христа, – ее пробдематика несомненно актуализирована и востребована нашим временем. Лишь Бог, сощедший на землю, живущий среди людей и вместе с ними, способен моделировать во всем масштабе и остроте конфликт между личностью человека и человеческим сообществом. Животный мир, хотя там тоже есть и стая (стадо), и отдельные особи – вожаки, не знает такого конфликта. Очевидно, данный конфликт специфичен для мира человеческого. И зачем-то необходим ему. Видимо, для реализации каких-то возможностей, заложенных в самом «замысле» мира, его поступательного развития. Возможно, личностная «эсхатология» человека позволяет более адекватно постичь эсхатологию всеобщую. Человек, сживаемый со света, убиваемый своими собратьями, воскресает, обретая бессмертие в утверждении ценностей духовных. Уходя физически, он являет свою глубинную суть: пробуждает в себе творца и как бы становится подобием Бога…