in1

Попробуйте напеть эти известные строчки на любой

частушечный мотив, и вы легко убедитесь, что они точно

ложатся на народную музыкальную основу.

Малый объем не мешает частушке стать выразительницей

философского мировоззрения и общественного темперамента:

Рыбка плавает в томате,

Ей в томате хорошо.

А вот я, едрена матерь,

Счастья в жизни не нашел.

Виртуозным образом отражаются в частушке самые

экстравагантные события современной жизни вплоть до НЛО и

негативных событий внутренней политики:

Над селом фигня летала

Серебристого металла.

Очень много в наши дни

Неопознанной фигни.

Но главным настроением остается все же оптимизм, вера во

всепобеждающие силы народа. Как тонко подметил Николай

Константинович Старшинов, поэт-собиратель и сочинитель

частушек, мужской образ из следующей припевки сродни гиганту

славянского фольклора Микуле Селяниновичу:

У моей милашки ляжки —

Тридцать восемь десятин.

Без порток, в одной рубашке

Обрабатывал один.

Предельная откровенность, а порой и скабрезность часто

становятся преградой на пути к публикации частушек в печати.

Вопрос, надо сказать, непростой.

С одной стороны, волны непристойностей, проносящиеся по

нашим телеэкранам и газетно-журнальным страни-

цам, не могут не тревожить. Но с другой, необходимо

отличать стремление к соблюдению приличий от ханжеских

попыток запретить и закрыть целую линию мировой культуры.

Ведь если быть последовательным, на том же основании нам

пришлось бы отказать в публикации и многим античным

памятникам, и книге Ф. Рабле 'Таргантюа и Пантагрюэль", и

"Симплициссимусу" Г. Гриммельсгаузена, и "Гавриилиаде"

Пушкина, и заветным сказкам Афанасьева... Все-таки это —

слишком дорогая цена за покой в ханжеской и чистоплюйной

душе.

Можно, конечно, попытаться сгладить ершистые

частушечные коленца, заменить слова более мягкими

синонимами, но путь этот чреват опасностью: чаще всего стоит

убрать одно слово и весь колорит, вся искренность и свежесть

народного слова пропадают.

Частушка часто сатирически осмысливает политические и

государственные проблемы.

Что же ты наделала

Голова с проталиной:

Всю Россию развалил,

А свалил на Сталина.

Частушка, так же как и анекдот, комментирует события

текущей жизни, выражая свое отношение к происходящему, едко

похихикивая и при этом как бы морально возвышаясь над этим

событием.

Во времена перестройки, когда вышел антиалкогольный указ

и его начали выполнять с жуткими перегибами (водку продавали

с 2-х часов дня и очень лимитированно), совершенно не понимая, к чему это приведет, частушка отреагировала:

В семь утра поет петух,

В восемь — Пугачева,

Магазин закрыт до двух,

Ключ у Горбачева.

По талонам горькую,

По талонам сладкую.

Что же ты наделала,

Голова с заплаткою?

Водку мы совсем не пьем,

Мясо мы не кушаем.

Мы включаем телевизор,

И рекламы слушаем.

Ну сколько раз

твердили миру

Басня! Какое русское ухо не встрепенется при звуке этого

слова! Иван Андреевич Крылов, в сонме мартышек, медведей и

ослов!

Казалось бы, настолько он исчерпал эту золотую жилу, что

после него серьезно басен никто и не писал. Ну, кроме, пожалуй,

Сергея Михалкова, но кто те басни знает? А вот Крылова знают

все.

Но давайте, все-таки, по порядку.

Как и следовало ожидать, изобретатель или изобретатели

жанра басни неизвестны.

Самой ранней басней, дошедшей до нас, является

принадлежащая перу Гесиода (VIII в. до н.э.) басня о соловье и

ястребе. Басня в то время представляла собой короткое

прозаическое произведение, содержащее аллегорию на темы

людских пороков. (Сейчас аналогичный жанр называется

анекдотом.)

Далее был Эзоп (V в. до н.э.) и живший в 1-11 вв. н.э.

древне-греческий поэт-баснописец Бабрий, который сделал новое

изобретение в жанре басни — ввел в нее поэтические средства

выражения. Именно ему принадлежат первые, еще весьма

несовершенные стихотворные басни. Кстати, Бабрий считается

весьма посредственным древнегреческим поэтом.

Для удобства ограничим дальнейшую историю русской

литературой XVII—XX веков. Она получила в наследство басню

бабриевского типа — поэтическую, аллегорическую, написанную

высоким языком. Типичным примером могут служить басни

Антиоха Кантемира. Первым, кто в русской литературе начал

писать басни, используя не высокий язык, а бытовую лексику,

считается Сумароков.

Басни того периода были весьма обобщенными. Персонажи

их носили "говорящие" имена — Крадон, Глулон и т.п. Но уже в

XVIII в. и еще больше к началу XIX века литература приобретала

все более личностные черты. Потребовалось показывать не