Иначе не могу

Сергей провел ладонью по шее и нащупал сзади, рядом с позвонком, маленький рубец — память о Римме Тагировой, студентке театрального училища. Помнится ее крик: «Пустите меня, что вы делаете!» Свалка прямо в фойе драматического театра. Здорово дрались они с Андреем, прямо как в корсарской песне: «Мы — спина к спине — у мачты против тысячи вдвоем». Сергей холодно и расчетливо бил прямо в открытые, пахнущие водкой рты, крушил подбородки — все-таки боксер в легком весе! — повиснув на вешалке, ногами таранил белоснежные рубашки с галстуками-шнурками и с удовлетворением успевал замечать, что Андрей стряхивал с себя нападавших, как разъяренный медведь-шатун. Он, собственно, не дрался — просто брал обеими руками за грудь нападавшего и швырял его в середину зала. Милиция забрала всех — и подвыпившую шпану, и Андрея с Сергеем. Выйдя из комнаты дежурного, он заметил хорошенькую башкирку, ту самую девушку, из-за которой началась драка. Сергей почему-то даже не удивился тому, что она здесь.

— Ты что кричала-то? — неласково спросил он, потирая шею, — хватили-таки ножом слегка, поморщился от боли.

— А что же я должна была делать? — удивилась девушка. — Они же хватать меня начали, тащить куда-то.

— А сюда зачем пришла?

— Просто… сказать, что вы не виноваты. А их не выпустят?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей и, охнув, схватился за шею.

— Больно? — Она подалась к нему. — Дайте я поправлю повязку. Я осторожно.

Совсем рядом были ее чуть-чуть раскосые встревоженные глаза, маленький прямой носик. Черные волосы аккуратным валиком выглядывали из-под цветной шапочки домашней вязки. Внезапно захотелось поцеловать эти замерзшие, в блестящих пятнышках глянца, губы. И, словно почувствовав что-то, девушка отпрянула и вдруг с острым любопытством спросила:

— А почему вашей девушки нет с вами? Убежала?

— Это не девушка. Это однокурсница, — ответил он и тут же сообразил, что сказал двусмысленность.

— А вы студент?

— Студент. Из нефтяного.

— А я из театрального училища.

Андрей шел на несколько десятков метров впереди, заложив руки за спину. Его занимала другая мысль: как воспримут в институте тот факт, что в драке принял участие секретарь комсомольского бюро горного факультета? Сергей с девушкой давно отстали. Внезапно повалил снег — беззвучный, сплошной, тягучий, как во сне.

И вот теперь, редкими вечерами, когда удавалось вырваться домой более или менее рано, через сотни километров чувствуя тепло холодных Римминых очертаний, иногда уродовавшихся помехами, Сергей неотступно думал о ней. Что произошло? Ведь были годы, три года отрешенности от всего, что связано с ней. Было все естественно и понятно: она замужем.

Опять начиналось знакомое. Выкручивающая сознание боль в затылке и тревожный зуд в боку.

У локтя недоуменно гудела брошенная прямо на ночной столик телефонная трубка. Андрей лег навзничь, вжимаясь затылком в податливую подушку. Шелковый абажур описывал над ним медленные круги, и углы гостиничного номера сливались в какие-то необычайно прихотливые геометрические нагромождения.

«Дина, может быть…»

«Ты прости меня, Андрей. Никуда не хочется идти».

«Все-таки Новый год».

«Считай это меланхолией, ладно?»

«Дина, мы с тобой…»

«Что за свойство у некоторых считать, что в торжества должно прийти какое-то размягчение души?»

«Если ждешь кого-нибудь, скажи напрямик».

«Глупости. Никого я не жду».

Трубка гудела не переставая, наконец в ней послышался треск и металлический, лишенный всяких эмоций, голос телефонистки. Андрей с внезапной злостью бросил трубку на рычаг. Чувство полного бессилия охватило его и, как следствие, пришли слабость, боль, изматывающие его вот уже восемь лет, после Венгрии. Об этом Дина не знала: Андрей ни на йоту не хотел приближать ее к себе ценой жалости.

Как и два года назад, у развилки зябко вздрагивала полынь.

Как и тогда, только что прошел дождь, и рваные колесные колеи, словно связанные друг с другом, змеясь, уходили к поселку.

Небо на западе было багрово-фиолетовым, и одинокая белая полоса — след реактивного — впивалась прямо в солнечный закатный пожар.

Ветер уныло слонялся по степи.

На обочине стоял рослый парень в погонах сержанта и, припав к его груди, замерла девушка в красной кофточке с небрежно заколотыми волосами.

Дина не плакала. Андрей обнимал ее за плечи. Ему казалось, что к груди прислонилось каменное изваяние — так холодны были ее руки, плечи, лоб. Он не посмел поцеловать ее. Дина оторвалась от него и пошла рядом, глядя прямо перед собой. У ворот своего дома она тихо проронила:

— Зайди завтра.

А завтра была школа. Класс, где когда-то (каких-то два с половиной года назад!) учились они с Виталькой Свиридюком. Старая парта с откидными крышками, одну из которых заменили недавно. Вырезанные на дереве имена обоих. Был тихий тоненький плач Дины, обнявшей эту парту, плач, от которого не знаешь, куда деться, и только комкаешь в руках пилотку, не замечая боли от врезавшейся в ладонь звезды.

Позднее Андрей благодарил себя за то, что не нацепил в момент встречи боевого ордена — хотя бы из-за оправданного юношеского тщеславия…