Мысль о дополнительном компрессоре, сама того не ведая, подала соседка по комнате, та самая, к которой приезжал из армии муж. Она работала помощником машиниста компрессора как раз у Гвоздарева и однажды обмолвилась о старом агрегате, который демонтировали и заменили более мощным. Любка хорошо запомнила услышанное, а при случае выведала у нее те подробности, которыми впоследствии ошеломила манерного начальника изокомпрессорщиков.
Но дело так и застопорилось. Не помогла и представительная делегация в составе ее, Генки, Танзили и даже Сергея. Снова Гвоздарев приятно улыбался, разводя руками, и отбил все атаки. Сергей, терпеливо слушавший утомительный разговор, вдруг взорвался:
— Ты что мозги крутишь, Евгений! Тебе дело говорят, а ты!..
Гвоздарев осекся.
— Пошли отсюда. — Сергей решительно запахнул плащ. — С тобой, Гвоздарев, толковать — что телеграфному столбу проповедь читать.
И уже во дворе предложил:
— Айда в горком, к самому Силантьеву. А я Гвоздареву еще припомню при случае. Этот из таких, что сто лет сопли на кулак мотать будет. Знаю.
Силантьев начал рабочий день с ощущением того, что в чем-то допустил ошибку. Ощущение было неясным, расплывчатым, он никак не мог привязать его к определенному событию. Но что-то беспокоило. И хоть долгие годы он отдал партийной работе, никак не мог приучить себя к тому, чтобы не упрекать себя же за решения, верность которых представляется сомнительной. От ошибок никто не застрахован. И поэтому заходившие в кабинет работники аппарата, поглядывая на его непроницаемо-спокойное лицо, слушая его негромкий, юношески высокий голос, решили: что-то случилось.
Вошла секретарь.
— Виктор Павлович, к вам тут целая делегация.
— Откуда?
— Молодежь. С первого промысла. С ними этот… начальник участка Старцев.
Старцев! Силантьев кивнул — пусть входят — и в памяти резко очертилось лицо молодого инженера, когда он на бюро доказывал важность своего предложения о гарантийном ремонте. А он, Силантьев, послушавшись доводов руководителей управления, довольно-таки бесцеремонно назвал инициативу Старцева прожектерством. Неприятный осадок остался в душе после совещания. Однажды, во время перерыва, он встретил взгляд Старцева — в нем читался упрек с легкой, как показалось, иронией.
Жестом пригласив вошедших сесть, Силантьев внимательно оглядел каждого. Удивительно рыжая, чуть возбужденная девушка мнет в руках пушистые белые варежки. Другая, круглолицая, очень, наверно, смешливая, смотрит в потолок. Старцев, смуглый, с вечно неспокойными глазами, как всегда безукоризненно одетый, изучает кабинет. «Что их привело? Может быть, то же самое, о чем говорилось на бюро? Ну и упрям же Старцев, если это так!»
Силантьеву всегда нравилось работать с молодежью — сказывалась, очевидно, военная привычка давних лет: его постоянно избирали комсоргом, сначала — роты, потом — полка. Вот и сейчас по возможности он старался принимать участие в комсомольских мероприятиях. Однажды даже его третий секретарь полусерьезно-полушутливо упрекнул: «Ты что же это мой хлеб отбиваешь, Виктор Павлыч?»
— Молчать будем? — Силантьев улыбнулся.
И тут рыжеволосую будто толкнули в спину — она стремительно бросилась рассказывать. Из ее страстного монолога секретарь уловил лишь одно: без толку горят высокодебитные факелы, трубы они уже нашли, нужен компрессор, тоже нашли, да Гвоздарев жилится. Она так и сказала — «жилится», а Силантьев усмехнулся.
— Погоди-ка, Люба. — Сергей остановил разгоряченную девушку и лаконично объяснил, в чем дело.
— А Фатеев? — спросил Силантьев.
— Ой, что вы! — Опять не выдержала Любка. — Не разрешит!
— Почему?
— Да… чувствую. Знаю.
— Определенно не разрешит. Опять скажет — пустяками занимаетесь.
— Пожалуй… — Силантьев помолчал и спросил:
— А затраты оправдаются?
— Да мы не в рабочее время. Что-то вроде длительного субботника.
Силантьев долго смотрел на молодых людей, и что-то доброе, чуть задумчивое мелькнуло в его глазах. «Ведь Старцеву это ни к чему, — размышлял он. — Он не комсомолец. А нашел нужным принять участие».
— Хорошо. Я поговорю с кем надо. Решили бить тяжелой артиллерией? Минуя горком комсомола? Это ж больше по его линии, ребята, как вы считаете?
Девчата потупились. Затем встали и, попрощавшись, выпорхнули за дверь. Поднялся и Сергей.
— Сергей…
— Ильич.
— Сергей Ильич, вы, наверно, до сих пор считаете меня неправым? Я имею в виду то бюро и то, что на совещании я не высказал определенного мнения о вашем выступлении?
— Да.
— Хм… Ваше право, конечно. Давайте договоримся: если сумеете доказать жизненность вашего предложения, я — за, обеими руками.
— Чем, интересно, Виктор Павлович? Словами?
— Убедите того же Азаматова. Техсовет. Найдите средства для доказательства своей правоты.
— Легко сказать…
— Труднее доказать — так? Конечно. Так тем ценнее будет ваша победа. Я не нефтяник…
— Но повлиять на руководство вы можете?
— Главное зависит от вас. За поддержкой дело не станет. Настоятельно рекомендую привлечь прессу, того же, скажем, Молчанова.
— Понимаю. До свидания.
— Всего хорошего.