Иная судьба. Книга III

— Агния! Фрида! Линда! — По дороге она успела узнать имена женщин. — Я понимаю: вы все — голодные, но вы же взрослые, потерпите. Уверена — еды хватит на всех, здесь готовят не меньше чем на две сотни человек, поэтому не торопитесь, всем достанется. Следите, чтобы никто не кидался на еду, не отбирал у младших, и не дрался. Вперёд!

Решительно распахнула двери и…остолбенела.

Кухня спала.

Почивал мощного телосложения разряженный господин с жезлом в руке — должно быть, управляющий или мажордом, заглянул, да и сомлел в кресле, что успели подставить важной фигуре. Рядом, прислонившись к боковинке кресла, храпел, судя по всему, главный повар. Притихли под разделочными столами девушки-нарезальщицы, неподалёку у чанов с остывающей водой прикорнули прямо на полу посудомойки, вповалку улеглись над брошенными корзинами поварята… Только огонь в очагах бодрствовал, и весело кипели суп и похлёбка в двух громадных котлах, распространяя райский мясной аромат, от которого даже у не слишком проголодавшейся герцогини дрогнули коленки.

— Агния, рассаживай ребятишек за столы! Линда, вон там, в шкафу, я вижу плошки и ложки, расставляй на всех, и себя не забудь. Фрида, ты крепче остальных, идём, поможешь снять котёл, а то суп перекипит… Ваше Величество, прошу вас помочь с порядком, а то малыши могут не слушаться…

«Малыши» из тех, кто постарше, сердито зафыркали, разбирая ложки и порыкивая на совсем уж малявок. Раттусы важно расхаживали между ними, оглушительно пища и посвистывая, когда кто-то из несмышлёнышей пытался сорваться с места и подбежать без разрешения к супу или к столу, заваленному хлебом. Там уже ловко орудовала острым ножом Линда, пластая ковриги на ровные скибки, а кое-кто из ребятишек уже рвал из рук Агнии душистые ломти, и, урча, впивался зубами в душистый мякиш. Марта, поспешая, огромным черпаком разливала суп и выставляла на стол миски, откуда их растаскивала по столам Фрида, причитывая, что, мол, горячо… Но звериные инстинкты на сей раз пошли детям на пользу: чтобы не обжечься, они невольно сдерживались, дули на горячую жижу, а потом кто-то сообразил, что ежели плеснуть немного супа в отдельную миску — стынет быстрее…

Через четверть часа, когда звуки стучащих о донышки ложек стали реже, сменившись сытым сопением и замедленным чавканьем, Марта усадила женщин поесть и сама взялась за нож, хлеб и сыр: нельзя было забывать о белоснежных помощниках-раттусах. Они с Янусом уселись последними: она — за стол, по соседству с немытым, наверное, с самого рождения, кентаврёнком; двухголовый маленький король — на самом столе, перед миской превосходного сыра и пшеничных горбушек.

Должно быть, от пережитого волнения и усталости она и вкуса-то не чувствовала. Жевала машинально — а сама размышляла, что хорошо бы, пока вода в котлах ещё тёплая, детей хотя бы умыть, чтобы перед новым правителем предстали не такие чумазые. А не напугаются ли они воды? Похоже, они и знать не знают такой глупости, как мытьё…

«Милая», — сказал Советник. «Я горжусь тобой. Ты стала настоящей герцогиней».

— Спасибо, — отозвалась она машинально. И поняла, что голос камня звучит как-то необычно. А вокруг стало тихо-тихо, и все детёныши уставились на неё круглыми от удивления глазами.

Король Янус отряхнул лапки и важно поклонился кому-то за её спиной.

Она осторожно отложила кусочек хлеба.

И, ещё не веря, обернулась.

Пряжка перевязи, в которую упёрся взгляд, была той самой, которая однажды чувствительно впилась ей в рёбра даже сквозь корсет, когда она обнималась с Жилем, прощаясь.

И камзол был его. И шпага.

И руки, что подхватили её, сдёрнув со скамьи.

Поэтому ничего удивительного, что в камзоле и при шпаге оказался сам Жильберт д'Эстре. Однако Марта почему-то изумилась:

— Жи-иль? Что ты здесь делаешь?

— Вопрос неправильный, — огорчённо ответил он. И внезапно глаза его загорелись гневом: — Это мне сейчас полагается спросить: что т ы здесь делаешь, Анна Мартина Виктория, герцогиня Эстрейская? Кто вообще допустил, что ты с ю д а попала? Где все те, кто отвечает за твою безопасность? И не вздумай никого выгораживать!

* * *

Сам того не зная, Жильберт д'Эстре допустил серьёзную ошибку, повысив голос. Понятно, что гневался-то он на тех, кто вовлёк его неопытную девчушку в самое пекло опасной игры; но ведь зрители, не знающие таких тонкостей, могли подумать, что отчитывает-то он Марту!

Они и подумали.

Ничего удивительного, что со стороны столов послышалось глухое ворчание.

Герцогиня в недоумении оглянулась. И побледнела.

Куда подевались милые кроткие существа, только что осоловевшие и размякшие от сытной горячей еды? Вместо них яростно сверкали глазищами, сжимали кулачки, дыбили шерсть, перья и чешую, глухо порыкивали самые что ни на есть зверёныши, уже готовые сорваться с места, чтобы защитить… её, Марту, несправедливо обижаемую каким-то пришлым!