Индейцы озера Титикака

Вдруг внизу, где-то вдали, в ущелье, появилось белое облачко. Оно выглядело очень красиво между темными скалами и голубым небом. Из облачка, однако, быстро вырастало облако, которое ползло по речной долине вверх. Через минуту оно закрыло Чайайу, затем исчез хребет, лежащее за ним Чарасани, затем деревня Ниньо-Корин на отдаленном склоне, и вот облако уже около нас. За полчаса, как будто по мановению волшебной палочки, погода изменилась. Ничего не осталось от яркого солнечного света, великолепного вида, прекрасная солнечная погода «утонула» в белой мгле. Ее клубы проплыли совсем близко, между домиками деревни, и образовали белую стену в нескольких метрах за краем холма. Повеяло удушливой влажностью густого тумана, и Курва, одетая белым саваном, как будто замкнулась в себе. В покрывале мглы мелькает огромная черная тень кондора. Паря в небе застывшим силуэтом, кондоры с огромной высоты выискивают добычу. Если вы ложитесь на землю и остаетесь полчаса неподвижным, один из них спускается крутыми спиралями к земле, чтобы вас рассмотреть. Этот, однако, пролетел туманом, как нереальная тень — опоздавший, загоняемый мглой в гнездо.

Туман появляется почти каждый день, всегда приблизительно в пятом часу, и сокращает таким образом время, 106 остающееся до наступления темноты. Сохраняется он обычно целую ночь и рассеивается лишь под первыми солнечными лучами. На всем оставляет после себя кристальные капли росы, они поблескивают на растениях подобно слезам, сверкают на паутине в ветвях убогого кустарника, ими темнеют и камни в стенах домов, и солома на крышах.

Обратный путь от Курвы был намного приятнее, чем восхождение. Спускались мы короткой крутой тропинкой, еще в тумане, который, впрочем, под лучами солнца вскоре исчез. Сначала шли среди камней и редкой травы, позднее уже среди кустов и зелени. Так мы спускались вплоть до речки, несущей свою кристальную чистую воду через глыбы, перешли ее, прыгая по камням, а местами бредя в ледяной воде между густых зеленых кустов, с особенными, какими-то косматыми шипами. Наткнулись на развалины водяной мельницы чисто испанского типа. На площадке против деревни Ниньо-Корин прятались развалины маленькой иезуитской миссии, сооруженной из глины на месте древнего индейского селения.

До деревни Ниньо-Корин мы снова поднимались. Для ночлега я выбрал на этот раз школу, которая показалась мне самым лучшим местом. Предвкушая отдых, разложил спальный мешок. Ночь, однако, была полна ужасов и крови. В щелях скрывались целые полчища огромных блох, которые накинулись на меня с такой страстью и любовью, что я до утра не сомкнул глаз. Я решил утром сразу же выступить в Чарасани. Усталость после Курвы и дороги была так сильна, что я и не запомнил, как выглядит Ниньо-Корин. Мое воображение все неотступнее рисовало бассейн в Чарасани с теплой минеральной водой и простую постель в гостеприимном доме дона Гилермо. Картины были настолько реальными и манящими, что, хотя мы едва переставляли ноги, путь до Чарасани — 7,5 километра через хребет с одним спуском и двумя подъемами — прошли за рекордное время.

И теперь мне оставалось лишь попрощаться с друзьями и с Пепиком, подождать, пока появится рейсовый камион, уложить немногочисленные вещи и покинуть Чарасани. Отъехали мы под утро, еще морозной ночью, когда на небе сверкали холодные звезды и в свете фар, ощупывающих серпантин невероятно извивающейся дороги, блестел на жесткой, сухой траве обильный иней. Термометр показывал — 6 °C, лужи были покрыты коркой льда. Примерно через час езды горизонт на востоке порозовел, и наконец из-за стены оледенелых пиков выглянуло солнышко. Но и его мы почувствовали лишь в десять часов, когда уже въезжали в Пуэрто-Акосте.

Кочабамба

В холоде Альтиплано вдруг проснулась жажда тепла, а с ней и желание попутешествовать. Ведь я находился все-таки в тропической зоне Южной Америки, а до сих пор не ощутил благоухания боливийских тропиков. Осуществить это желание было нетрудно, ведь в тропики из Ла-Паса ходят наши «Шкоды». Друзья из «Скобола» помогли своим ходатайством, и таким образом в один прекрасный день я сидел в кабине «Шкоды», которая весело тарахтела на пути к Кочабамбе.