На следующее утро весь город был с зарей на ногах. Каждому хотелось первому услышать радостную весть о свадьбе царевны, и весь город единодушно торжествовал. Дочь кузнеца тоже встала рано, тщательно оделась, чтоб не быть узнанной, прошла на конюшню и застала там супруга своего, царевича Гуля, в скромной одежде конюха, возившегося около лошади с скребницей и щеткой. Он сильно изменился за время своего несчастья, но чувствовал, что заслужил его своей заносчивостью, и старался безропотно переносить тяжелую участь. Царевна нежно посмотрела на супруга и слезы выступили у нее на глазах, но она пересилила себя и вернулась во дворец.
День прошел в увеселениях, играх и развлечениях, а вечером, среди блестящего собрания, торжественно отпраздновали свадьбу мнимого царевича и прекрасной царевны. После церемонии жених обратился к невесте: «Ты много ставила мне препятствий, прекрасная царевна, теперь моя очередь. Раньше шести месяцев ты не увидишь меня». Царевна удалилась в свои покои, а дочь кузнеца осталась еще некоторое время жить при дворе тестя.
Так велика была мудрость мнимого царевича, что раджа стал относиться к нему с большим уважением и советоваться с ним во всех делах. Приветливое обращение и рассудительный разговор молодого раджи пленительно действовали на окружающих и скоро покорились ему все сердца. Первым добрым делом дочери кузнеца было просить тестя освободить пленных царевичей и разрешить им вернуться на родину. Она сама пошла следить за исполнением этого распоряжения. Все были освобождены, кроме злополучного Гуля. Мнимый царевич приказал ему по-прежнему оставаться при должности: каждый день с утра подводить ему оседланную и взнузданную лошадь и всюду сопутствовать своему господину. Гуль с завистью смотрел, как освобождают его товарищей по несчастью, и с трудом удерживался от слез с досады и разочарования. «Один я остаюсь в рабстве!» – думал он с тоской.
Прошло несколько недель, дочь кузнеца отправилась к царю. «Позволь мне теперь, государь, вернуться в свою страну, к своим родным». Царь дал свое согласие, снабдил молодых всем необходимым для путешествия; дал им для охраны отряд всадников и отпустил их. Мнимый царевич сел на коня, царевну поместили в богатый паланкин, а Гулю приказано было не отставать от своего господина; к нему приставили даже стражу, чтоб предупредить всякую попытку бегства.
Через несколько дней царевич Гуль заметил, что они едут по дороге к его государству. «Увы, что скажет насмешливая дочь кузнеца, когда увидит меня в такой беде?» – с горечью думал он.
Караван был не более как в трех днях пути от столицы, когда дочь кузнеца приказала остановиться на ночлег и послала за супругом. «У меня тут одно серьезное дело», – сказала она Гулю, – «но это должно оставаться тайной для всех. Мне необходимо переодеться так, чтоб меня не узнали. Дай мне свою одежду, а сам возьми мою и займи на время мое место. Подожди здесь с месяц; я, вероятно, вернусь к этому времени».
Царевич, очень удивленный странной фантазией своего воображаемого господина, тотчас же надел предлагаемое ему платье; она же, приняв его одежду чрез верного слугу, а с ней скребницу и щетку, уложила все в шкатулку и, под покровом ночи, скрылась из лагеря.
Прошло несколько дней; дочь кузнеца не возвращалась и не давала о себе вестей. Царевич Гуль начинал терять терпение. «Положим, молодой раджа просил меня подождать с месяц с царевной и ее свитой. Но что он мне? Отец мой могущественный царь и столица его близко. Отчего бы не взять мне с собой царевну и не объявить, что я сам достал ее? Пусть не смеется надо мной гордая дочь кузнеца!» На утро он дал соответствующие приказания и на третий день караван вступил в столицу. Перед ним летели гонцы и громко провозглашали о возвращении царевича и о том, что он везет с собой знаменитую немую принцессу. Старый раджа с отрядом выехал на встречу к сыну, и когда народ увидел Гуля, красивого и статного, на коне рядом с отцом, ликованиям не было конца.
Войдя во дворец, Гуль с удивлением узнал, что дочь кузнеца вернулась к отцу. Он тотчас же послал за ней.
«Помнишь, как ты оскорбила меня насчет царевны: Ну, а теперь что скажешь? Разве не добыл я царской дочери?»
«Ты сам ее добывал?» – спокойно спросила царевна, – «или может я помогла?»
«Полагаю, что сам!» – отвечал несколько удивленный царевич.
«А мне кажется, что я!» – возразила молодая женщина.
Она топнула своей маленькой ножкой, и тотчас в комнату вошел невольник с ящиком и опустил его перед госпожой. Когда раб бесшумно удалился, царевна открыла ящик и вынула оттуда старую скребницу, щетку и весь незатейливый убор конюха.
Улыбаясь, разложила она эти предметы перед оторопевшим царевичем и лукаво взглянула на него.
«А это чье? Твое или, может быть, мое?»
Гуль несколько минут не был в состоянии отвечать. Наконец, сгорая от стыда, он пробормотал: «Это мое!»
«Значит, о супруг мой, кто же добыл царевну: ты или я?» – снова спросила дочь кузнеца.
«Нет, не я; тебя следует мне благодарить за нее, достойная и мудрая супруга», – сказал он.