Индийский ноктюрн

Я решил, что лучше размять ноги, стараясь убить время. Ночь была нежной и влажной, с сильным запахом трав. Я обогнул автобус, выкурил сигарету и направился в зал ожидания. Это был низкий и длинный барак, освещенный керосиновой лампой, подвешенной на дверь. На одной ее створке виднелось разукрашенное гипсовое изображение неизвестного мне бога. Внутри с десяток людей, сидевших на скамейках вдоль стен. Две женщины, стоявшие у входа, разговаривали быстро-быстро. Несколько пассажиров, вышедших из автобуса, расселись кто где мог на круглой скамейке в центре зала, вокруг несущего столба, оклеенного цветными бумажками и пожелтевшим плакатом, который мог быть автобусным расписанием или правительственным указом. На скамейке в глубине барака я увидел мальчика лет десяти, в шортах и сандалиях. На плечах его сидела обезьянка, уткнувшаяся мордочкой в его волосы и обхватившая шею хозяина с любовью и животным страхом. Кроме керосиновой лампы на двери, горели еще две свечи, стоявшие на упаковочном ящике: свет был тусклым, углы барака таяли в темноте. Несколько мгновений я рассматривал этих людей, которым до меня не было дела. Мне показался странным этот ребенок, один в этом месте и с обезьяной, хотя в Индии часто видишь одиноких детей с животными, и я незамедлительно подумал о дорогом мне ребенке, о том, как перед сном он обнимает своего плюшевого мишку. Возможно, меня подтолкнула эта ассоциация, и я сел с ним рядом. Он посмотрел на меня роскошными глазами и улыбнулся, я улыбнулся в ответ; и только тогда с содроганием увидел, что существо у него на загривке вовсе не обезьяна, а живой человек. Уродец. То ли жестокость природы, то ли страшная болезнь изуродовали его тело, исказив размеры и формы. Руки и ноги у него были недоразвиты и изогнуты, не соответствуя никакому другому порядку и мере, кроме чудовищного гротеска. Лицо, которое теперь просматривалось в волосах его носильщика, тоже не избегло уродливых деформаций. Дубленая кожа, глубокие, как раны, складки морщин придавали ему странный вид, из-за которого наряду с другими его прелестями я принял его за обезьяну. Человеческим в этом лице были только глаза: два маленьких, острых, умнейших глаза, бегавших из стороны в сторону, словно обуянные надвигающейся опасностью и паническим страхом.

Мальчик вежливо со мной поздоровался, я ответил ему «добрый вечер», но не сумел подняться и уйти.

– Ты куда едешь? – спросил я его.

– Мы в Мудабири, – ответил он с улыбкой, – в храм Чандранат.

Он без запинок говорил по-английски.

– Ты хорошо говоришь по-английски, где научился?

– В школе, – гордо сказал мальчик, – я три года ходил. – Вслед за этим, слегка приподняв голову и кивнув, он посмотрел на меня с извинением. – Он не знает английского, не смог посещать школу.

– Конечно, – сказал я, – я понимаю.

Мальчик погладил ручонки, обвивавшие его грудь.

– Это мой брат, – сказал он с глазами, светящимися любовью, – ему двадцать лет. – Затем снова напустил на себя горделивый вид и сказал: – Зато он знает наизусть все священные книги, он очень умный.

Я старался сохранять безразличный вид, словно чем-то отвлечен и погружен в свои мысли, чтобы скрыть недостаток смелости и посмотреть в лицо человека, о котором шла речь.

– Что вы собираетесь делать в Мудабири? – спросил я.

– Сейчас начинаются праздники, – сказал он, – джайны сходятся со всей Кералы, в эти дни много паломников.

– Вы тоже паломники?

– Нет, – ответил мальчик, – мы ходим по храмам, мой брат – архант.

– Извини, – сказал я, – что это значит?

– Архант – это пророк у джайнов, – терпеливо объяснил мальчик. – Он читает карму паломников, в эти дни мы собираем много денег.

– А, так он прорицатель.

– Да, – с жаром ответил мальчик, – он видит прошлое и будущее. – Потом, пораскинув умом, спрашивает: – Хочешь узнать свою карму? Всего за пять рупий.

– Согласен, – сказал я, – спроси у него.

Мальчик нежно заговорил с братом, тот что-то шепеляво ему ответил, глядя на меня своими бегающими глазками.

– Брат спрашивает, может ли он прикоснуться к твоему лбу, – передал мне мальчик. Уродец кивнул, подтверждая его слова, и в ожидании замер.

– Конечно, если нужно.

Предсказатель протянул свою изогнутую руку и коснулся моего лба указательным пальцем. Он держал его несколько секунд, пристально глядя на меня. Потом отнял руку и зашептал что-то на ухо брату, после чего между ними произошла бурная размолвка. Предсказатель говорил очень быстро, вид у него был раздосадованный и сердитый. Когда дискуссия между ними закончилась, мальчик повернулся ко мне с огорченным видом.

– Ну что, – спросил я, – можно узнать?

– Я сожалею, – сказал мальчик, – мой брат говорит, что это невозможно, что ты – другой.

– Вот как? – сказал я. – И кто же я?

Мальчик снова обратился к брату, и тот коротко ответил:

– Это не имеет значения, – передал мальчик, – это всего лишь майя.

– А что такое майя?

– Это видимость мира, – ответил мальчик, – это только иллюзия, что важно, – это атма. – Он перемолвился с братом и утвердительно повторил: – То, что важно, – это атма.

– А что такое атма?