Индийский ноктюрн

Мальчик усмехнулся моему невежеству:

– The soul, душа человека.

Вошла женщина и села на скамейку напротив нас. В корзине при ней был спящий ребенок. Я взглянул на нее, и она быстро, в знак почтения, поднесла к лицу сложенные ладони.

– А я-то думал, что у нас есть только карма, – сказал я, – сумма наших действий, того, чем мы были и чем будем.

Мальчик снова улыбнулся и заговорил с братом. Уродец посмотрел на меня своими острыми глазками и показал два пальца.

– О нет, – объяснил мальчик, – существует еще атма, она едина с кармой, но отличается от нее.

– Тогда если я другой, то я бы хотел знать, где моя атма, где она находится сейчас?

Мальчик перевел мои слова брату, вслед за чем между ними последовал оживленный обмен мнениями.

– Это очень трудно сказать, – довел он до моего сведения, – он не способен.

– Спроси у него, не помогут ли ему десять рупий, – сказал я.

Мальчик передал ему, и уродец впился в мое лицо своими глазками. Быстро произнес несколько слов, обращенных ко мне.

– Он говорит, что вопрос не в деньгах, – перевел мальчик. – Тебя здесь нет, он не может сказать, где ты. – Он подкупающе улыбнулся и продолжил: – Но, если хочешь дать нам десять рупий, мы все равно их примем.

– Я дам их тебе, безусловно, – сказал я, – но спроси у него хотя бы, кто я сейчас.

Мальчик снова снисходительно улыбнулся и говорит:

– Но ведь это только твоя майя, для чего тебе о ней знать?

– Ты прав, конечно, знать о ней не имеет смысла. – Потом мне пришла в голову другая мысль, и я сказал: – Попроси его, пусть попробует угадать.

Мальчик взглянул на меня удивленно: «Что угадать?»

– Угадать, где моя атма, – сказал я, – разве ты не говорил, что он провидец?

Мальчик передал мой вопрос, и брат ему кратко ответил.

– Он говорит, что может попробовать, но успех не гарантирует.

– Не важно, пусть все равно попробует.

Уродец всматривался в меня напряженно и долго. Потом сделал знак рукой, и я стал ждать, что он скажет, но он ничего не говорил. Его пальчики шевелились в воздухе, вырисовывая волны, потом он сложил ладони, словно чтобы зачерпнуть воображаемой воды. Прошептал несколько слов.

– Он говорит, что ты в лодке, – прошептал в свою очередь мальчик. Уродец выдвинул вперед ручки, сложил ладони и замер.

– В лодке? – сказал я. – Спроси его, где, быстро, что за лодка?

Мальчик приставил ухо к шепчущим губам брата.

– Он видит много огней. И больше ничего. Настаивать бесполезно.

Прорицатель снова принял первоначальную форму, уткнувшись носом в волосы брата. Я вынул десять рупий и протянул. Вышел в темноту, прикурил сигарету. Остановился, посмотрел на небо и на темный растительный бордюр вдоль дороги. Автобус на Мудабири должен быть уже недалеко.

Часть третья

VIII

Сторожем оказался старичок со сморщенным и добродушным лицом, обрамленным седыми волосами, выделявшимися на оливковой коже. Он говорил на безупречном португальском, и когда я называл ему свое имя, он широко заулыбался, покачал головой, словно безмерно был рад меня видеть.

Он сказал, что господин приор служит вечерню и просил меня подождать его в библиотеке. Он передал мне записку, в которой я прочел: «Добро пожаловать в Гоа. Встретимся в библиотеке в 18:30. Если вам что-то нужно, Теотонио в вашем распоряжении. Отец Пиментель».

Теотонио проводил меня по лестнице, не умолкая ни на минуту. Он был разговорчивый и непринужденный, долго жил в Португалии, в городе Вила-ду-Конди, у него там остались родственники, он любил португальские сладости, особенно pão de lо́[5].