Индийский ноктюрн

В холле отеля была полукруглая стойка, за которой сидел толстый портье и разговаривал по телефону; он разговаривал, регистрируя вас, разговаривал, выдавая ключи; и даже на заре, когда первые лучи сообщали вам, что можно, наконец, избавиться от вашего гостеприимного номера, вы обнаруживали, что он разговаривает по телефону и сообщает монотонным, приглушенным голосом что-то для вас неразборчивое. С кем непрерывно разговаривает портье гостиницы «Зуари»?

Если верить табличке при входе, в отеле «Зуари» имеется просторный dining room на втором этаже, но в тот вечер там было темно и пусто – ни столов, ни стульев. Я поужинал на патио, во внутреннем дворике, увитом бугенвиллеями и наполненном одуряющим ароматом цветов; здесь стояли низкие столики и деревянные скамейки; дворик был едва освещен. Я съел крупных креветок, размером с лангуста, сладкое из манго, выпил чаю и что-то наподобие вина, настоянного на корице. За все это я заплатил что-то около трех долларов, что меня несколько приободрило. Вдоль патио шла веранда, на которую выходили окна номеров, и тут же, во дворике, между камней, бегал белый кролик. За столом в глубине двора ужинала семья индусов. Рядом с моим столом сидела блондинка неопределенного возраста со следами увядшей красоты. Она ела по-индийски, тремя пальцами, скатывая одинакового размера рисовые шарики и обмакивая их в соус. Мне показалось, что она англичанка, и, как выяснилось в дальнейшем, она ею была. Взгляд ее казался безумным, но не всегда, а лишь временами. Позже она рассказала мне свою историю, которую здесь неуместно пересказывать. Возможно, это был лишь тревожный сон. Но в отеле «Зуари» розовые сны и не могут присниться.

X

– С восемнадцати лет я работал почтальоном в Филадельфии, таскал по улицам переброшенную через плечо сумку каждое утро: и летом, когда подошвы вязнут в раскаленном асфальте, и зимой, когда скользишь и падаешь на обледенелый снег. Ты не представляешь, сколько писем я разнес, тысячи. Письма богатым, судя по адресам. Письма со всех концов света: из Майами, Парижа, Лондона, Каракаса. Добрый день, сэр. Добрый день, мэм. Это звонит почтальон.

Он поднял руку и показал на группу молодых людей, расположившихся на пляже. Солнце садилось, и золотая россыпь искрилась на воде. Рядом с нами рыбаки, полуголые парни в набедренных повязках, готовили к выходу в море лодку.

– Здесь мы все одинаковые, – сказал он, – здесь нет богачей. – Он взглянул на меня лукаво. – Ты из богатеньких?

– Сам что скажешь?

Он посмотрел на меня с хитрецой.

– Позже скажу. – Потом показал на пальмовые шалаши слева от нас, приникшие к дюнам. – Там мы живем, это наша деревня, называется Солнце. – Вынул деревянную коробочку с папиросной бумагой и заготовленной смесью и скрутил косяк. – Куришь?

– Как правило, нет, – сказал я, – но сейчас с охотой, если угостишь.

Он скрутил еще один для меня и сказал:

– Трава что надо, становится веселей, ты – человек веселый?

– Знаешь, – сказал я, – мне понравилась твоя история, почему бы тебе не продолжить?

– Ну вот, представь, – сказал он, – иду я однажды по филадельфийской улице, день жутко холодный, разношу, значит, почту; утро, город завален снегом, до чего мерзкий город, эта Филадельфия; хожу я, значит, по широким улицам, а потом сворачиваю в длинный и темный переулок, где одному солнечному лучу все же удалось рассеять мрак, и он сиял в конце этого переулка, куда я изо дня в день доставлял письма, он был тупиковый, заканчивался оградой автомобильного завода. Так вот знаешь, что я увидел в тот день? Попробуй отгадать.

– Понятия не имею, – сказал я.

– Все равно попробуй.

– Сдаюсь, для меня это очень сложно.

– Море, – сказал он. – Я увидел море. В глубине этого переулка было голубое море с белыми гребешками волн, песчаный пляж и пальмы. Что скажешь?

– Забавно, – сказал я.

– Я видел море только в кино или на открытках, приходивших из Майами или Гаваны. И то море было в точности таким, океан, но без единого человека, с пустынным пляжем. Я подумал: к Филадельфии подвели море. Но потом я подумал: – Я вижу мираж, как пишут в книжках. Ты что бы подумал?

– То же самое, что и ты, – сказал я.