Индивидуум

При всем желании Бетельгейзе не смогла скрыть сквозящего презрения, хоть очень старалась.

— Вы могли бы намекнуть «Гласу» и прочим изданиям… — осторожно начал было второй секретарь.

— Мы не будем усиливать цензуру и душить новостных вестников, — сразу отрезала она. — Каждый раз, когда это начинается, остановиться невозможно. И это первый шаг, сигнал, что в обществе не все в порядке. Вы, Паутерлис, можете это подтвердить, ведь помните, как это было при Верховных, сменивших Антареса. В какой мрак все погрузи- лось.

— Я помню. Как и некоторые из времен до прихода Антареса. Впрочем, Магистрат, правящие палаты и иные Паладины могут иметь другое мнение.

— Запрет слова — первая искра в пламени краха империи.

— Только мы не империя, Бетельгейзе. Мы — Армия.

Бетельгейзе спокойно принимала давление Паутерлиса, питая к великому эквилибруму огромнейшее уважение и зная, что оно было взаимным. Потому-то он и пришел к ней, старейший из всех Паладинов.

Она запустила руку в карман, ощущая там два холодных стальных диска, маленьких и легких, но казалось, под их весом проломилась бы земная твердь. Темное гадкое чувство скользнуло в душу Бетельгейзе, настойчивый голос Паутерлиса словно бы отдалялся.

— Я уже видел это, светлейшая. Когда все очевидно катится в бездну, а души шепчутся все сильнее…

— Они могут нагнетать, — вступился первый секретарь, неожиданно осмелев.

— Это паттерн, — опроверг его Паладин. — Каждый раз оно происходит одинаково. Так же пришла и Слепая война, которой я, к сожалению, был свидетелем.

Бетельгейзе сильнее сжала стальные диски.

— Тогда вы знаете, что если Вселенная уготовила нам новую Великую войну, то избежать ее невозможно. Только принять и жить с ней столько, сколько ей потребуется.

При упоминании страшной связки слов «великая» и «война» секретари с тревогой стихли. Вероятно, молились Вселенной, одной из первородных меток или еще чему, что было одобрено Светлой армией. Паутерлис же остался тверд и постучал пальцами по листам на столе Бетельгейзе.

— У нас есть Антарес. Простые души правы, как правы и эзотерики со сказителями горизонтов, как и каждый, кто с почтением или страхом относится к нашему Верховному. Правы и наглые вестники. Антарес Непогасимый — символ и чудо. Он — миф о победе и торжестве Света, миф, каким была наша Армия в его правлении, последний ее взлет перед последующим стабильным падением в темную бездну мрака и разобщенности. Сейчас мы на грани коллапса и, не приведи Свет, новой Великой войны. И именно в этот самый момент Антарес Непогасимый воскрес, после того как считался мертвым ужасающе долгое время. Он действительно сказка, история и легенда, воскресший из небытия, победоносный символ. И сейчас он не реагирует ни на что.

— Я знаю, — хмуро ответила ему Бетельгейзе, отворачиваясь к окну.

— Тогда вы должны выяснить, почему Антарес бездействует. Вы — его генум, его кровь. Я не сведущ в делах генумов, но что-то это же должно значить?

Диски с болью впились в кожу Бетельгейзе.

Вскоре она отправила запрос на встречу с Антаресом и меньше всего ожидала получить столь быстрый ответ от его секретарей, к тому же срок стоял лишь через половину цебера. Обычно все тянулось намного дольше ввиду занятости Верховного, чьего появления с уверенностью можно было ожидать лишь на самых важных заседаниях, среди прочих должностных и высокопоставленных лиц. О беседе один на один речи почти и быть не могло.

И тем не менее Бетельгейзе ее получила, прямо у Верховного дома.

В жилище Антареса ее встретил бездушный ассист. Внутри было темно, едва горели слабые лампы, да и то казалось, что оставлены они случайно. Бетельгейзе медленно ступала, настороженно осматривая холодное пространство, остановившись лишь перед входом в залу, откуда пылью пробивалось слабое мерцание. Его создавала бледная проекция карты Вселенной. Внутри — центральный кластер префектур, или, как его звали в народе еще с эры Зарождения, Прималис. Его опоясывали семь толстых внешних Мировых колец-слоев, носивших имена мифических колоссов, а на самом краю всей монументальной сферы — корка из рассыпающихся предельных префектур, разрываемых пустотой, находившихся так далеко, что свет их нынешних звезд никогда бы и ни за какое время не достиг Люксоруса. Шар делился на Верхнюю и Нижнюю полусферы относительно Великого Центрума и находящихся в нем Армиллярных плит. Карту испещряли кольца контуров и делений, огромное множество швов, которыми пространство точно насильно было стянуто для ориентирования. Масштаб был малым, и все равно изображение разрослось от пола до потолка.