Всего через несколько дней, 11 августа 1947 год, махараджа действительно отправил в отставку Рам Чандра Кака, и назначил новым премьер-министром семидесятилетнего генерал-майора Джанака Сингха, догра-раджпута самых благородных кровей. И все же, будучи аристократом, престарелый генерал не был таким оголтелым индусским шовинистом и врагом мусульман, как его предшественник. Вступление Джанака Сингха в новую резиденцию приветствовала толпа сторонников Абдуллы, которые украсили цветами его машину, по старинному индийскому обычаю возложили гирлянду цветов ему на шею и выкрикивали лозунги «Джанак Сингх Зиндабад!» и «Махараджа бахадур ки джай!» («Да здравствует Джанак Сингх!», «Слава махарадже!»). Репрессии прекратились, а ряд лидеров НКК, которые находились в изгнании в Индии, получили разрешение вернуться в княжество. Одновременно махараджа Хари Сингх послал своего личного секретаря доктора Чхапду встретиться с Шейхом Абдуллой в тюрьме Бхадрава, в Джамму, чтобы прозондировать почву, готова ли НКК разделить с ним власть, отказаться от своего лозунга «Вон из Кашмира!» и вернуться к прежнему требованию о «создании ответственного правительства». Взамен махараджа обещал предоставить лидерам несколько министерских постов в правительстве.
Тем временем, 15 августа 1947 года Индия получила независимость, образовав доминион Индийский Союз. Днем раньше было объявлено о создании другого доминиона – Пакистана. В день провозглашения независимости Пакистана, Джинна произнес речь, которая во многом противоречила его предыдущим высказываниям:
«Если вы хотите работать в духе сотрудничества, – заявил он, обращаясь к гражданам Пакистана, – забыть прошлое и заключить мир, я скажу, что каждый из вас независимо от общины, к которой он принадлежит, независимо от цвета кожи, касты и веры, является первым, вторым и последним гражданином этого государства с равными правами, привилегиями и обязанностями. Мы заложили государство без дискриминации, без различий между той или иной общиной, кастой или верой. Мы заложили его на основе этого фундаментального принципа, что мы все – граждане и равноправные граждане – одного государства. Мы хотим сохранить перед собой этот наш идеал. Индусы перестанут быть индусами, а мусульмане – мусульманами, однако не в религиозном смысле, поскольку это – личное дело каждого, а в политическом смысле – как граждане одной нации»26.
Что значила такая перемена в поведении Джинны? То, что он достиг своей цели – образования Пакистана, и «теория двух наций» ему больше не нужна? Или эти слова были в какой-то мере адресованы махарадже Кашмира, чтобы уверить его, что он не рискует своей властью и свободой, присоединившись к Пакистану? По-видимому, эта речь Джинны означала и то, и другое…
Загнанный в угол махараджа Хари Сингх продолжал торговаться с Шейхом Абдуллой и, по-видимому, не торопился присоединяться ни к одному из доминионов. 12 августа, за несколько дней до их официального образования, махараджа направил письма правительствам Индии и Пакистана, в которых предлагал заключить с обоими «установочные соглашения» (Standstill Agreement) о невмешательстве в дела независимого Кашмира. Правительство Пакистана одобрило это предложение, а правительство Индии по неизвестным причинам медлило с ответом. 15 августа Пакистан заключил такое соглашение с правительством Кашмира. Соглашение предполагало сохранение железнодорожного, телеграфного и торгового сообщения княжества через пакистанскую территорию.
В Пакистане расценили «установочное соглашение» как первый шаг к интеграции Кашмира, дающий право контролировать его внешнюю политику и оборону этого княжества (раньше точно такими же правами пользовались власти Британской Индии по отношению ко всем индийским княжествам). Но едва ли это отвечало намерениям Хари Сингха. Он слишком поздно понял, что это ловушка…