Индотитания

КОНТУШЁВСКИЙ. А? Что? О чем это вы? Вот черт, прослушал…

Мыслетишина.

* * *

Утро следующего дня.

ЛЕНЬКА. Мать-перемать, ити твою двадцать пять!

ЖОРА. Что такое?

ЛЕНЬКА. Опять этот старый сокосос пришел надрезы делать!

ЖОРА. Шакал паршивый! Когда он уже напьется?

ЛЕНЬКА. Ай, гнида!

ЖОРА. Держись, Ленька! Это недолго.

ЛЕНЬКА. Фу, отстал. К тебе пошел.

ЖОРА. Куда, гад? Чем я лучше других? Ай-е-ей! Глубоко-то как!

КОНТУШЁВСКИЙ. Давай громче!

ЖОРА. Пожалуйста. Контушёвский — козел!

КОНТУШЁВСКИЙ. Сами вы животные!

ЛЕНЬКА. Все. Ушел.

ЖОРА. Чтоб он захлебнулся!

КОНТУШЁВСКИЙ. А-а-а-а-а!

ЖОРА. Что это с ним?

ФЛАВИЙ. Какой-то юный живодер увеличительным стеклом выжигает у него на стволе надпись

КОНТУШЁВСКИЙ. Уй!

ЖОРА. Давай, пацан! Не скупись на слова!

ЛЕНЬКА. Про знаки препинания не забудь!

КОНТУШЁВСКИЙ. Садисты! Ай-ю-юй!

ЛЕНЬКА.

ПРОФЕССОР. Ха-ха-ха!

ЖОРА.

ФЛАВИЙ. Ушел.

ЛЕНЬКА. И что написал?

ФЛАВИЙ. «Наташка — шлюха». Это, наверное, про невесту из веселого дома.

ЖОРА. Почему так мало?

ФЛАВИЙ. Большими буквами.

ЛЕНЬКА. Ну, тогда молодец.

КОНТУШЁВСКИЙ. Жалости у вас нет! Одно слово — убийцы.

ЖОРА. Зато ты — добрая фея.

КОНТУШЁВСКИЙ. Идите вы все на колья для казнимых!

ЖОРА. Отключился, наконец. Эй, Профессор.

ПРОФЕССОР. Да.

ЖОРА. У меня вопрос. Если Неизвестный все время умирает в младенчестве (что считается безгрешным состоянием), то как он оказывается среди нас?

ПРОФЕССОР. Иному младенцу нельзя позволить вырасти. Иначе будет плохо миру.

ЛЕНЬКА. Гитлеру позволили?

ПРОФЕССОР. И что получилось?

ЛЕНЬКА. Но позволили же?

ПРОФЕССОР. Значит, это было зачем-то нужно. А время Неизвестного еще не пришло.

ЖОРА. Но ведь сейчас он безгрешен.

ПРОФЕССОР. Бывает, человек такого натворит, что грехи следуют за ним на протяжении многих поколений.

ЛЕНЬКА. А за тобой они не следуют?

ПРОФЕССОР. Разве Джафар был младенцем?

ЖОРА. Значит, когда-нибудь догонят?

ПРОФЕССОР. Возможно. Ладно, мне нужно кое-что обдумать…

ЖОРА. Ленька, что-то мне все это не нравится.

ЛЕНЬКА. Что именно?

ЖОРА. Философские измышления Профессора.

ЛЕНЬКА. Мне тоже.

ФЛАВИЙ. А вы уверены, что он рассказывает правду о своих прошлых жизнях?

ЖОРА. Уже нет.

ФЛАВИЙ. Профессор — шайтан.

ЛЕНЬКА. Хасан!

ХАСАН. Что?

ЛЕНЬКА. Кто такой Профессор?

ХАСАН. Не знаю.

ЖОРА. Ты же сам говорил, что он — шайтан.

ХАСАН. Не говорил.

КОНТУШЁВСКИЙ. Говорил. Флавий свидетель.

ХАСАН. Ты — кровожадная собака. Не верьте ему, он лжет.

КОНТУШЁВСКИЙ. Так, так, так… Он сегодня ночью общался с Профессором. Я слишком поздно включился и не услышал разговор. Но после него этот организатор преступного сообщества стал совсем другим. С этим надо разобраться. Эй, кто-нибудь слышал ночной разговор?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я слышал.

КОНТУШЁВСКИЙ. Оп-па! Ну-ка, расскажи.

ПРОФЕССОР. Эй, Неизвестный. Я тут думал над твоей проблемой. Говоришь, тебя звали Кали?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Что-то вроде того.

ПРОФЕССОР. Может, Калигула?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Да! Точно! Это я! Вспомнил! Спасибо!

КОНТУШЁВСКИЙ. Отключился, идиот!

ЖОРА. Что-то слишком кстати.

ЛЕНЬКА. Эй, Профессор! Не отвечает…

ФЛАВИЙ. Вот это да! Такая личность, оказывается, здесь сидит.

КОНТУШЁВСКИЙ. Тоже мне личность. Нашел авторитета…

ФЛАВИЙ. Нет уж. Ты не знаешь, какой он злодей. А я жил в то время. Память о его делах была еще свежа. Чего только про него не рассказывали. Нерон, с которым мне довелось встречаться, по сравнением с ним — жалкий проказник.

КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего себе, проказник…

ФЛАВИЙ. Я серьезно говорю. Прокуратор Иудеи схватил группу уважаемых знатных людей и, обвинив их в подготовке к мятежу, отправил в Рим на суд Нерона. Я, как защитник, поехал следом. Нерон меня выслушал. Потом я встретился с его женой Поппеей и рассказал ей, что эти уважаемые люди — добропорядочные почитатели императора. И Нерон освободил их…

КОНТУШЁВСКИЙ. Эта Поппея — та еще штучка. Признавайся, что ты там с ней проделал? А? Скромником себя выставляешь…

ФЛАВИЙ. Что ты? Как можно так подумать? Между нами ничего не было.

ЖОРА. Мы залезли не в ту степь.

ЛЕНЬКА. Да.

ЖОРА. Пошли вы в задницу со своими Неронами, Поппеями и Калигулами. Всем пока. Потом поговорим.

Вечер того же дня

ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский, что это за человек возится у твоего ствола?

КОНТУШЁВСКИЙ. С перевязанной головой и набитой рожей?

ФЛАВИЙ. Да.

КОНТУШЁВСКИЙ. Это отец невесты. Он решил обляпать низ ствола известкой.

ФЛАВИЙ. Зачем?

КОНТУШЁВСКИЙ. Чтобы закрасить выжженную надпись.

ФЛАВИЙ. Выходит, действительно написали именно про его дочку.

КОНТУШЁВСКИЙ. Кто бы сомневался. Ну, расскажи, что ты с Поппеей вытворял?

ФЛАВИЙ. Пошел ты!

КОНТУШЁВСКИЙ. Да ладно тебе. Скучно. Жених теперь к этой дуре не ходит. На инвалидной коляске в окно ведь не влезешь. Эй, Флавий! Вот черт, сбежал… Эй, кто-нибудь! Отзовитесь! Хасан, хоть ты ответь, что ли. А то и поругаться не с кем. Бандиты! Профессор! Молчат, сволочи. Ну, и катитесь ко всем бесам…

КАЛИГУЛА. А со мной поругаться не хочешь?

КОНТУШЁВСКИЙ. Этого только мне и не хватало. Я со всякими придурками не ругаюсь. Тьфу на тебя!

КАЛИГУЛА. Если б я был придурком, то носил бы фамилию — Контушёвский. А меня зовут — Гай Юлий Цезарь Август Германик по-прозвищу Калигула… Эй, где ты? Странно…

* * *