На следующий день
КОНТУШЁВСКИЙ. Эй, бандиты! Ха-ха-ха!
ЖОРА. Что это ты такой веселый?
КОНТУШЁВСКИЙ. Только что рядом со мной две мамаши имели милую беседу.
ЖОРА. И что?
КОНТУШЁВСКИЙ. А то, что на месте, где растут наши дубы, собираются строить ресторан. Нас спилят, а вы останетесь. Иисус-Мария! Наконец-то мои молитвы услышаны!
ЖОРА. Не радуйся раньше времени. Наверняка, мамаши недовольны.
КОНТУШЁВСКИЙ. Конечно, недовольны. Они даже собираются писать кому-то какое-то письмо с требованием сохранить зеленые насаждения.
ЛЕНЬКА. Вот видишь!
КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего я не вижу. Я знаю. Одна из мамаш поведала, что ресторан будет строить некий Боря Момзик. А он приходится шурином одному из судей Верховного Суда. Так что письмом в защиту насаждений можно будет подтереть всем известное место. Ха-ха-ха!
ЖОРА. И когда начнется строительство?
КОНТУШЁВСКИЙ. Говорят, что скоро. Когда точно — не знаю.
ФЛАВИЙ. Ну, дождались!
ПРОФЕССОР. Этот Момзик посмотрит на дубы и решит, что для строительства места и так хватит. Поэтому он оставит вас расти, а под кронами сделает летний зал. Вот посмотрите.
КОНТУШЁВСКИЙ. Заткнись, сволочь! Я тебя ненавижу!
ЖОРА. У меня родился стих. Если использовать мотив частушек, то получится песенка. Вот она:
Контушёвского с трудом
Искромсают топором.
День тот светлый недалек,
Превратится он в пенек.
Всякий алкоголик
Выберет сей столик.
Будут кружками стучать,
В темя панское плевать.
Хорошо быть столиком
На радость алкоголикам!
ПРОФЕССОР. Ха-ха! Чудесно. Так и будет.
КОНТУШЁВСКИЙ. Завидуете?
ЛЕНЬКА. Меня тоже на стихи пробило. Вот, слушайте:
Что за стон звучит в лесу
Мукой нескончаемой?
Это убирают дуб,
Действуя отчаянно.
Контушёвский из садиста
Превратился в мазохиста.
Весь в интиме с Момзиком.
Боря пилит лобзиком!
КОНТУШЁВСКИЙ. Каким лобзиком? Сейчас у всех рабочих — бензопилы. Вжик, и готово.
ЖОРА.
ПРОФЕССОР. Ха-ха-ха!
ЛЕНЬКА.
КОНТУШЁВСКИЙ. Ну вас всех!
ПРОФЕССОР. Флавий, а ты, почему не радуешься?
ФЛАВИЙ. Я уже один раз радовался… Хватит.
ПРОФЕССОР. Смотрите, какой суеверный.
ЛЕНЬКА. А почему он Флавий? Ведь это римское родовое имя.
ПРОФЕССОР. Его звали — Иосиф бен Маттитьяху. Родился он в четвертом десятилетии первого века нашей эры. Происходит из рода Хасмонеев, хотя это — не факт. Семья его была богатой и знатной. Он получил прекрасное образование и, в соответствии со своими убеждениями, примкнул к фарисеям. В шестидесятых годах вспыхнуло восстание против римского господства. Умненький Иосиф прекрасно понимал, что это восстание изначально обречено на поражение. Взбунтовавшиеся иудеи были разделены на несколько групп, слабо связанных между собой. Да и чаяния нищих всегда существенно отличаются от интересов знати. Но разве могла маленькая провинция в одиночку бороться с мощнейшим государством античного мира? Можно было подчиниться Парфии и тогда неизвестно, чем бы все это закончилось. А подчиниться Парфии — значит, стать ее провинцией, то есть поменять шило на мыло. Иудеи же хотели быть свободными полностью. Эх, наивность, граничащая с глупостью…
Если б Иосиф при самом начале волнений взял ноги в руки и смылся в другую страну, вряд ли бы он нынче сидел в дубе. Потому что уехать накануне бунта в туристическую поездку — это не предательство, а нечаянно сложившиеся обстоятельства. Но Иосифу предложили должность большого военного начальника! А, как известно, большим начальником быть хорошо. Кроме всяческих материальных благ, такие должности сулят еще и крупную меру морального удовлетворения. Появляется возможность тешить самолюбие. Вот Иосиф этим и занялся.
Ему был поручен важный участок обороны, состоявший из нескольких городов, самым большим из которых являлась крепость Иотапата. Город был хорошо укреплен и имел мощный гарнизон. Иосиф засел в нем, возомнив, что сможет там удержаться. Он, почему-то не подумал о том, что римские легионы превосходно обучены не только громить врагов в чистом поле, но и брать крепости. Причем такие, по сравнению с
которыми Иотапата — кишлак с глиняными дувалами. Когда армия Веспасиана стала щелкать соседние города, как орехи, у Иосифа возник зуд в том месте, из которого ноги растут. Но давать волю конечностям было уже поздно. Соратники вряд ли бы поняли такое стремление к шкуроспасательству. В один из прекрасных дней римляне обложили город и принялись готовиться к штурму. Веспасиан предложил сдаться, но воинственные иудеи послали его так далеко, что даже если бы он и отправился в назначенное ими место, то все равно б не дошел.