Иней и серебро (СИ)

Мать никогда так не делала, — разве что старая служанка, которая занималась воспитанием детей суровой леди Киларден. Матери-дроу, да к тому же, жрицы Ллос, не должны проявлять нежные чувства к детям, иначе дети вырастут слабыми и разнеженными. Им не говорят ласковых слов, не сюсюкают, не жалеют при полученных шишках и синяках. Матерям некогда — они правят жизнью Тёмных, а отцы исполняют их поручения без колебаний и вопросов. Дочери должны вырастать такими же: непреклонными, несгибаемыми.

А сильные пальцы уже направили шерстяную мочалку к полушариям грудей Нейл, потом — к животу. Она вцепилась в неё и потянула к себе, но напрасно. Раз не получилось отобрать мочалку, расслабилась и предоставила сильным пальцам намыливать, гладить, трогать, массировать, смывать пену.

Что же такое творится с её телом? Почему каждая жилка трепещет, кожа горит — разве только из-за трения намыленной грубой шерсти?

Не надо так делать! Уж лучше бы дразнил «полудохлой совой»!

Она всхлипнула и попыталась резко встать, но поскользнулась на разбухшем деревянном дне, да и разомлела в тёплой воде, и голова закружилась так, что Нейл едва не упала.

— Куда ты так вскакиваешь, Тёмная?! — тут же напустился на неё Долан. — Можно подумать, у тебя заноза в мягком месте!

Говоря это, Светлый эльф уже вытаскивал «непреклонную и несгибаемую» жрицу Ллос из остывающей воды, заворачивая в большой лоскут полотна, а сверху — в шерстяной плед. Она молчала, хлюпая носом, старательно избегая смотреть в расширенные в сумерках зрачки зелёных глаз.

— Обе мои сестры ненавидели купаться…

Он отнёс Нейл в дом и бережно опустил на покрывало ложа.

— Тебе лучше выспаться. Завтра буду снимать швы, а это неприятно.

* * *

Неприятно — не то слово. Долан предложил выпить обезболивающий травяной настой, но Тёмная жрица высокомерно отказалась. Не хватало ещё, чтобы этот Светлый подумал, что она совсем размякла после того, как он выкупал её! Нет, она встретит боль лицом к лицу, без пугливых колебаний!

Встретила. Даже без криков, только с шипением лесной кошки там, где пришлось выдёргивать глубоко вросшие в кожу нити из шёлка, обработанного особым образом.

Надо отдать справедливость Светлому — хоть он и не был мастером-целителем, но сделал всё максимально быстро, отвлекая Нейл разговорами и шутливой бранью. Смазал слегка кровоточащую поверхность жгучей мазью, велел оставить открытой до вечера. Потом мазь высохнет, и тонкие сухие корки нужно будет убирать в течение суток. После этого процесс заживления можно считать завершённым, а шрамы… Что ж, шрамы останутся до конца дней.

— Где ты учился искусству врачевания? Вряд ли на совах?

Они сидели за столом, огонь потрескивал в очаге, метал отсветы по бревенчатым стенам. На столе горели масляные керамические лампы. Нейл макала оленину в густой брусничный соус, с удовольствием хрустела лепёшкой.

— Далеко отсюда. Пришлось уехать по причине конфликта внутри семьи. Мы осели далеко отсюда, там много Светлых, но Тёмные эльфы тоже есть, и не так уж мало. Врачевание… это был вопрос чести после той совы. Куда увлекательнее возвращать жизнь, нежели отнимать её.

У эльфийки возникло ощущение, что сова к делу относится весьма условно.

Блюдо Долана уже опустело. Светлый отпил из высокого серебряного кубка, такого же, как тот, что стоял на столе перед Нейл. Только вот содержимое — перебродивший дикий мёд, — для девушки-дроу было разбавлено водой почти наполовину. Она сама попросила разбавить, не желая хмелеть, будучи наедине со Светлым, да вот так близко. Её стало волновать и одновременно — тяготить — присутствие эльфа. Неизменный осмотр поверхности бывшей раны упорно продолжался, хотя в этом теперь не было смысла. Ужинать Долан непременно приходил к леди Киларден.

— Почему же вернулся сюда? Сам говорил, за морями тепло и благодатно.

— Были причины. — Нахмуренные брови Светлого дали понять, что эти причины не слишком приятны.

— И сколько длился обратный путь? — никак не желала отставать Нейл. Может, он разозлится на расспросы, да уйдёт, оставив её в одиночестве?

А то ведь самый важный вопрос тоже будет задан: когда ты меня отпустишь, Светлый?!

— Два с половиной года.

Юная жрица осмысливала этот срок. Раньше, при бесконечной эльфийской жизни, два года были кратким мигом, ничего не значащим для бытия. Сейчас они ценились на вес золота, потому что означали потерю времени. Такой долгий период для возвращения в родные места — существенная потеря драгоценного времени, уплывающего, как песок сквозь пальцы. Значит, причина действительно веская.

— А твои родители?..

Грустная усмешка в ответ.

— Догадайся… Наверное, твои там же, Тёмная. Все, кто был старше трёх тысяч лет, уходят, уходят стремительно, и удержать их нет никакой возможности, потому что наши Камни мертвы или же лениво спят. — Помолчав, Долан добавил. — И вот потому-то так важно забыть обо всех разногласиях и продолжать эльфийский род как можно скорее, иначе нас вытеснят люди.