Иней и серебро (СИ)

— Ваш номер действует, Мирна. Только я должен предупредить, что «прослушка» будет в любом случае — и с нашей стороны, и от Тёмных. Приватный доступ к мессенджерам для вас перекрыт — вся переписка абсолютно прозрачна для спецслужб.

Слышать это было не слишком приятно, но я была готова: чего могла ожидать преступница?.. Мне оставляют жизнь, но будут вечно держать под наблюдением.

— Я понимаю, милорд.

— Давайте наедине без титула, Мирна. В присутствии третьих лиц — да, наверное, придётся. Но сейчас можно без «милорда».

— Спасибо… Одхан.

Я обязана была пойти до конца. Я должна была сказать ему, кто послужил источником информации для Тёмных эльфиек, желавших знать, является ли Кенхельм Хранителем Первой Крови. Самым трудным было смотреть в эти янтарные глаза, не отводя взгляд, а потом поинтересоваться, какие последствия имело моё признание, вырванное Энной Авейон.

— Я знаю, что вы сделали это признание отнюдь не добровольно. Для меня не было никаких последствий. — Услышала я. — Спасибо реакции Морни. Ему самому досталось, но даже пошло на пользу. Девушки любят раненных героев.

И милорд Одхан снова вздохнул.

Ночью, в комнате номера ведомственной гостиницы Департамента безопасности в Корке, я не гасила свет, и не потому, что боялась каких-то приставаний со стороны того, кто так неожиданно стал моим хозяином. Похоже, он не собирался меня трогать — во всяком случае, пока… Я и в больничной-то палате спала с включённым светом. Темнота страшила меня — после долгих недель, проведённых фактически в постоянной тьме. А ведь это был не единственный страх, которым я обзавелась. Психотерапия дала результаты, но страхи остались, а бесконечный приём лекарств в мои планы не входил.

…гламурный интерьер салона «Орхидея». Трескотня Энны Авейон со мной и другими посетительницами, двумя Тёмными эльфийками.

— Тебе нравится, Меллан? — я указываю лорду Глоудейлу на очередную голографическую модель в изысканном нижнем белье.

Мой жених молчит, сидя на кожаном диване и глядя в одну точку перед собой, и вдруг я с ужасом понимаю, что с ним что-то не так. Зрачки сужены до размера булавочной головки, виски покрыты каплями пота. Он оттягивает ворот рубашки и пытается сделать глубокий вдох, но безуспешно.

— Звоните в «скорую»! — испуганно поворачиваюсь я к Энне.

— Зачем? — улыбается та, и внезапно из-за створок примерочной выходят два дроу, хватают меня за руки и оттаскивают от дивана, не давая даже прикоснуться к Меллану.

Одна из посетительниц запирает изнутри двери «Орхидеи», вторая вынимает из сумочки заполненный прозрачной жидкостью шприц. Меллан не реагирует на мои крики о помощи, сопротивление оказывается неудачным. Ткань рукава блузки порвана, в вену втыкается игла и… я теряю сознание — только для того, чтобы прийти в себя в полной темноте и нащупать прутья железной клетки…

…просыпаюсь вся в поту, в постели в гостиничном номере, не в силах даже закричать… Хвала Кореллону, это всего лишь сон!

Тёмные эльфийки — вот главный страх, с которым мне предстояло бороться. А ещё — пытаться забыть один упрямый факт, не дающий мне покоя ни днём, ни ночью: перед роковым выходом из «Дилана» мою сумочку с айтелом держал в руках Меллан. Мы болтали о каких-то милых пустяках, а уже в машине выяснилось, что он забыл сумочку в номере.

Действительно забыл или же намеренно оставил?..

* * *

На следующий день мы с милордом Кенхельмом покинули Ирландию на пароме «Дублин — Ливерпуль». Большая часть вещей в моём чемодане была летней, и, чтобы соответствовать сезону — заканчивался сентябрь, — и безупречному виду спутника в классическом костюме и пальто, пришлось совершить визит в магазин одежды. Хуже всего, что у меня не имелось никаких своих финансов, но милорд Одхан как-то быстро поставил точку в моих моральных терзаниях:

— Как сказал бы на моём месте Морни, привыкайте, что сейчас за вас расплачиваюсь я. Других вариантов всё равно нет.