Вениамин
. Могу вам предоставить сотни тем. Во мне сокрыта тысяча болезней – хоть пруд пруди. К примеру, утром не могу встать на ступни. Боль дикая, а вот спустя минуту, нормально все. По вашему, что это?Врач
(задумчиво). Не знаю. Может, пяточная шпора.Вениамин
. (зло и возбужденно) Шпора!!? Да как же вам не стыдно! Сразу, так вот, шпора, тоже мне… Да там симптомы вовсе не такие, читал я. Думаете вы, что пациенты лишены образования? Да у меня одних лишь словарей – стеллаж. Нашли, должно быть, простачка… Вообще, заметил я, любимейшая фраза: не знаю. Знает кто, если не вы? В той поликлинике, там тоже мало знают и в этой песня та же, в унисон. (Сменяя злость на жалость к самому себе). Скажите доктор, сколько мне осталось?Врач
(стоит в глубокой задумчивости и подавленности, словно не слушая Вениамина, вдруг его что-то осеняет). Вы знаете, о, юноша, я понял, что делать следует.Вениамин
(тяжело дыша, с надеждой в глазах). Правда. (Неожиданно шутливо грозит пальцем). Эх, какой вы, все ж таки решили заняться мной. Все-таки не зря, сюда я перевелся к вам, однако.Врач
(словно не обращая внимания, садиться за стол и что-то пишет, а кончив, протягивает бумажку Вениамину).Вениамин
. Это что?Врач
. К невропатологу возьмите направление и… психиатру… тоже… заодно. Без их великодушных консультаций я не могу назначить вам лечение. А психиатр, нынче до восьми, в 24-ом ждет вас кабинете. Второй этаж. Покажетесь ему, тогда поговорим со знанием дела. Сейчас, до скорых встреч, был рад… эээ… И будьте так любезны, зовите следующего, там, поди, заждались…Вениамин
(с молчаливым восторгом берет направление и, не отрывая взгляда от бумажки, выходит из кабинета).Сцена вторая
(прозаическая)
Двадцать минут девятого. Иван Иосифович стоит на улице у входа в поликлинику. Закуривает и с легкой усмешкой поглядывает на одиноко светящееся окно второго этажа. А оттуда доносится крик и сквозь шторы тенями видны истеричные жестикуляции.
Врач (И. И. Кац).
Пусть Алексей Давыдович поработает, наконец-то, а то привык только направления в псих диспансер строчить. Хе-хе… (вдруг звонит мобильный телефон). Да, Тося, вышел уже… Ну, не знаю, пельменей бы съел, под рюмочку, другую. Нормально себя чувствую… День, просто, тяжелый выдался. Ну, да… всё, всё, иду уже… (Вдруг, словно опомнившись) Слушай, Тось, хотел спросить. У тебя такого не бывает перед сном, будто в бездну или яму какую-то падаешь? Нет?! Да так, ничего… А, еще!? Ноги тебе твои не кажутся лишними? Ну, знаешь, бывает, когда дергаются во время сна? (Долго что-то выслушивает: терпит, морщится, молчит). Да, нормально все со мной и с ума я не сошел. Ладно, забудь, иду я… Пока.Идет к машине, бурча под нос: «А ведь в этом что-то есть! Лишние ноги, бездна… А заячьим помётом можно попробовать, чем черт не шутит… Главное, егеря путёвого найти…»
Занавес
Саня
Врач сказал – в морг, значит – в морг!
Саню Шелкопрядова я знаю с детства. Еще, помню, в детсад хаживали вместе, в среднюю группу. На горшках по часу засиживались, кряхтели, багровея от натуги. А сколько песочниц перепахали вдоль и поперёк? Сколько куличиков девчонкам попортили! Зря, конечно, сейчас бы наоборот… Вот было время! Потом в школе маялись, ну.. учились, типа… Первая сигарета, первая чикса, первая рюмка, а у кого и первый ганджубас… Ведь, собственно, все Шелкопрядовские беды со школы и начались. С класса, эдак, восьмого. Кто его на наркоту подсадил, теперь не разобрать? Может старшеклассники, хотя вряд ли. Сдается мне, физрук?! Розовощекий кретин, педагог-дилер. Тот еще мудень был. С виду – добряк, внутри – гниль! Причем, основательно так, по-взрослому. С утра физкомплекс – подтягивания, отжимания, пробежка, после уроков другой комплекс – расслабляющий. По принципу, хорошо поработал – хорошо отдохни!
Годик анашу багрил, потом, дальше – больше – кислота, система. Слово-то какое – си – сте – ма! Сидел Саня на этой системе годков пять. Плотно сидел! Матери нервы портил. Понамучилась она с ним капитально, особенно, когда вещи стали из хаты пропадать. Мать-то его на трех работах горбатилась, у нее две радости насчитывалось в жизни: Санька да телевизор! Так Санька ее сразу двух радостей и лишил. Себя в овощ тухлый превратил, ну а телек, не сложно до петрить, барыге сбагрил за дозу.