– Что это за дон Вальро такой? – спросил я у мужичка, которому надоело подпрыгивать, и он присел у моих ног, занявшись отламыванием почернелых ногтей с пальцев ноги и увлеченным поеданием обломков. – Кто он тут у вас? Главнокомандующий дрочащими на больных детей упырками?
– За это ему воздастся! – в сонных глазах поедателя ножных ногтей зажегся нехороший мстительный огонек.
Одобряю, гоблин, одобряю. Я только что уловил в нем слабую душевную искру злобного гоблина-бойца. Искра почти затухла, заваленная дерьмом суровой забитой реальности, но если помочь ему раздуть ее, если вложить в его трясущиеся лапы дробовик и показать на вызывающую у него злые эмоции цель… При этом не факт, что эмоции вызваны праведным гневом – судя по его искаженной харе, тут что-то личное и застарелое. И безымянный калека доказал это своими следующими словами:
– Убил моего брата! Он! Насмерть! – выплюнул гоблин, странновато ставя слова от волнения. – Да, мой брат был неправ!
– А Вальро?
– Мог и пощадить! – уже сдуваясь, прошипел мужичок, и я разочарованно поморщился.
Я ошибся – он говно, а не гоблин. Он скорее правильный зомби, если судить по понятиям покинутого мной стального лабиринта Окраины Мира. Там бы такой, как он, выживал на теплых пристенных возвышениях, подставляя жопу любому – лишь бы заработать пару солов и не потерять оставшиеся конечности. И его бы такой вариант вполне устраивал…
– Вальро – правильный, – калека продолжал меня разочаровывать, на глазах становясь все добрее и разумнее. – Не зря его на общем сходе выбрали с первого раза. До него тут главным был дон Августино, но умер несколько лет назад. Теперь над нами дон Вальро, и жить стало даже лучше. А то, что тот путамерде лапал больную девчонку через окно… этого сам дон ему не простит. Он и его люди тут за порядком следят, насильников и воров карают люто, смотрят, чтобы нигде не полыхнул пожар, проверяют, чиста ли вода в подземных хранилищах, и чтобы всем ее хватало, и была она бесплатна. И мусорщиков они пинают старательно – каждую ночь они выползают на улицы и все тут убирают. Днем эти животные не показываются…
– Животные?
– Дурманная ядовитая трава, вонь, паразиты, гнойники и даже проказа, – вздохнул мужичок и покачал головой. – Мой младший брат среди них. Уже больше года не виделись.
– Вижу, у тебя все братья по хорошей дорожки пошли, – заметил я.
– Жизнь такая! – окрысился одноногий, но тут же опомнился и заискивающе заулыбался. – Это я от жары рявкнул так сурово. Голову напекло.
– А ведь ты видел, как тот ублюдок лапал беспомощного ребенка, – вспомнил я замеченную голову за одним из окон, глядя в глаза окончательно разочаровавшему меня отбросу.
– А что я мог сделать?! Он сильный, сытый и злой! А я… я вот он я – перед тобой! Легко тебе говорить, когда ружье в руке, а жирный вкусный тушняк в рюкзаке! И когда ты вот такой! – его заслезившиеся глаза с тоской скользнули по моим обвитым венами предплечьям, задержавшись на плечах. – Вон ты какой! Да высунься я и крикни ему что – он бы меня просто удавил! И я не высунулся – да никто не высунулся! – неожиданно подняв голос, он почти закричал. – Я, что ли, один видел и ничего не сделал? Да все обитающие здесь поганые крысы видели – и никто! Никто слова не сказал! И где они сейчас? А вон – сидят с тарелками и готовятся набрать жратвы от матери той, чьего ребенка не защитили! Чего ты им тогда ничего не говоришь?! Почему не пошлешь этих дерьмоедов на хер?!
Я молчал, наблюдая за поведением вжавших головы в плечи трущобников, сидящих вдоль глинобитной стены с тарелками на коленях. Усмехнувшись, я чуть довернул корпус, и ствол винтовки навелся на широкую грудь размашисто вошедшего в переулок мужика. Аккуратная седоватая борода, седые дреды, черные брови, глубоко утопленные глаза смотрят прямо и угрюмо, губы плотно сжаты. На высоком незнакомце просторные длинные шорты болотного цвета и распахнутая безрукавка, не скрывающая мускулистого поджарого торса. На ногах легкие мокасины на толстой подошве, на поясе длинный нож. Шагнув к замершей над котлом Телси, он ударил себя в грудь кулаком:
– Моя вина! Недоглядел!
– Да я… да мы… – пролепетала та, испуганно ежась. – Да ничего такого, дон Вальро и…
– Ты охереть как недоглядел, – лениво подтвердил я его покаяние, оставаясь на месте и не обращая внимания на пятерых вошедших за ним следом тяжеловесов.
Все вооружены, но тесаки и ножи на поясах, а не в руках. Уверен, что кто-то уже доложил дону о вооруженном чужаке, и за ближайшим углом притаилось как минимум несколько достаточно умелых стрелков.