Инфернальный феминизм

Сохранилось достаточно большое количество ювелирных изделий с демоническими мотивами — как правило, они были изготовлены высококвалифицированными мастерами. Были доступны и менее дорогие варианты, но для сохранения и тем более каталогизации таких вещиц, конечно, предпринималось гораздо меньше усилий, — так что дешевые украшения подобного типа изучать намного труднее[1907]. Большинство образцов, о которых пойдет речь, принадлежат к средней ценовой категории, где обычно вместо золота использовалось серебро и отсутствовали ценные виды самоцветов. В отличие от их по-настоящему дорогих аналогов, эти изделия не были уникальны, они изготавливались не вручную, а методом отливки или штамповки[1908]. Хотя объем такой продукции вряд ли был огромен, все равно речь идет о массовом производстве. Эти изделия наверняка были по карману женщинам с гораздо более скромным достатком, чем Луиза Казати и подобные ей дамы. Почти все произведения, которые будут здесь упомянуты, были выполнены в стиле ар-нуво, а он в ювелирном искусстве просуществовал совсем недолго — примерно с 1895 по 1910 год[1909].

Чаще всего ювелирные украшения конца века, заключавшие в себе «сатанинский» подтекст, изображали змей. В то время в змее видели не просто животное с декоративными извилистыми формами — особенно если она украшала женскую шею. В западной культуре той эпохи ассоциации с Сатаной и с сюжетом третьей главы Книги Бытия по-прежнему оставались широко распространенными, общеизвестными и злободневными[1910]. Это объяснялось и сохранявшейся властью христианской религии, и тем, что имели большое хождение всевозможные художественные переработки сюжета о Еве и ее сговоре с дьяволом, подчас скрывавшие бунтарскую подоплеку (и об этом же следует помнить, когда речь идет об использовании змей Сарой Бернар, Казати и Барой). Естественно, мотив женщины со змеей перекликался и с образами других роковых женщин, пользовавшимися популярностью в ту пору, — например, со змееволосой Медузой, с Клеопатрой (которая, по преданию, покончила с собой при помощи укусов ядовитой кобры) и с флоберовской Саламбо (из одноименного романа 1862 года) с ее любимой змеей. Тем не менее даже эти персонажи, какими их изображали в произведениях искусства XIX века, часто скрывали аллюзии на эдемскую историю. Как замечает Брэм Дейкстра, «буквально сотни живописных и скульптурных изображений Лилит, Саламбо, Ламии и разных других заклинательниц змей в конечном счете сливались в некий обобщенный образ Женщины — вечной Евы»[1911]. Впрочем, некоторые типы змеиных мотивов в ювелирных изделиях не воспринимались как дьявольские, о чем свидетельствует популярность украшений, в которых ползучее создание использовалось как символ вечности и обозначало неугасающую любовь. По этой самой причине форму змеи имело, например, обручальное кольцо королевы Виктории[1912]. А еще это животное ассоциировалось с плотскими и греховными разновидностями любви. На эту связь намекали сами формы, которые придавали змее скульпторы эпохи модерна: «Ее скользящие извивы служили зримой метафорой чувственных движений», — как написала Вивьен Бекер[1913]. Другие изображения того времени — например, разные варианты пользовавшейся бешеным успехом картины Франца фон Штука «Грех» — тоже подкрепляли это символическое значение и вдобавок связывали сексуальные коннотации змеиного образа напрямую с Сатаной.

Как отмечает Фриц Фальк в своем исчерпывающем исследовании, на протяжении целых столетий образ змеи почти полностью отсутствовал в европейском ювелирном искусстве. Возможно, это объяснялось тем, что

в христианстве — религии, господствовавшей в те века в подавляющем большинстве этих стран, — змея, как правило, прочно ассоциировалась со Злом и часто приравнивалась к Дьяволу. Потому было бы немыслимо или бессмысленно носить на теле этот знак греха и Зла. Никому — за исключением, быть может, ведьм или чернокнижников, — не пришло бы в голову украшать себя знаком Сатаны[1914].