Инфернальный феминизм

В других главах нашего исследования говорится о нескольких женщинах, которые, пожалуй, намеренно примеряли на себя демонический образ. Шарлотта Дакр пользовалась псевдонимом Роза Матильда, который, скорее всего, должен был напоминать о суккубе из романа Льюиса «Монах». Примерно тогда же леди Каролина Лэм подписывалась как «Бьондетта», взяв это имя у Сатаны в женском обличье из повести Казота «Влюбленный дьявол». Жан Лоррен писал о дамах, желавших походить на мадам Шантелув — сатанистку из романа Гюисманса «Бездна». Рене Вивьен держала в качестве домашних питомцев змей и жаб, жила в темной квартире с заколоченными наглухо окнами и сочиняла лесбийские пеаны Сатане. Мэри Вигман придумала «Ведьмин танец» и воплощала на сцене образ ведьмы. Мэри Маклейн (которой посвящена следующая глава) заявляла, что хочет выйти замуж за дьявола. Помимо всех этих дам, появляющихся на страницах настоящей книги, было и множество других. В раннем кинематографе, помимо Теды Бары, роковых женщин играли многие другие звезды — например, Аста Нильсен (1881–1972). Однако они не переносили экранный образ демонических созданий в реальную жизнь — их игра во «зло» происходила исключительно в пространстве вымысла. Зато многие женщины, кроме тех, что послужили нам примерами, действительно смешивали представление и собственную жизнь, причем не знали в этом удержу. Кроме маркизы Казати к театральности были склонны и другие дамы, — например, русская танцовщица и актриса Ида Рубинштейн (1885–1960), еще одна любовница д’ Аннунцио. О Рубинштейн говорили, что она создает «величественный и таинственный образ» и относится к «самой жизни как к театральному представлению». Однако силой демонизма она никогда не могла потягаться с Казати, хотя и заказала оперу под названием «Люцифер, или Мистерия Каина»[1931]. В Берлине эпохи Веймарской республики королевой греха слыла Анита Бербер (1899–1928). Как и Рубинштейн, она была танцовщицей и актрисой и всеми силами превращала повседневную жизнь в театральное представление, однако, в отличие от своей русской коллеги, систематически культивировала аморальные и сумрачные стороны своего публичного имиджа[1932].

По-видимому, женщины вроде Бернар, Казати, Вивьен, Рубинштейн и Бербер относились к особой категории целеустремленных и своевольных особ. Они отстояли право пользоваться значительной свободой. Естественно, не следует забывать о том, что такие дамы, как правило, были весьма состоятельны и принадлежали к аристократии (за исключением Бербер, которая, кстати, плохо кончила), что явно облегчало им борьбу за личную свободу. Крайний эпатаж, который позволяли себе богачки, наверное, часто воспринимался бы как обычное сумасшествие, если бы подобным образом вели себя люди без гроша за душой. Другие — как Бара — тоже были весьма свободны (во всяком случае, внешне), но не они сами выбирали себе личину роковой женщины как средство обретения этой свободы. Собственно, и настоящей свободы у них было немного, но в случае Бары это, возможно, объяснялось тем, что, будучи хорошо приспособленной к действительности актрисой, которую вполне устраивали традиционные нормы, она, прежде всего, сама не слишком-то стремилась освободиться от правил, установленных обществом.

Вполне возможно, что Бернар, Казати и другие использовали изображения змей и демонов в качестве элементов имиджа умышленно и с определенным расчетом, не ограничиваясь одним желанием шокировать публику просто забавы ради. Поскольку речь шла о символах сопротивления той традиционной морали, на страже которой стояло христианство, а эти женщины, избрав совсем иной образ жизни, ее явно отвергали, то в апроприации эмблем зла разумно видеть символическое отречение от общепринятых нравственных норм. Во всяком случае, понятно, что мало кто стал бы выбирать сатанинские или даже просто мрачные и пугающие мотивы, если бы не верный расчет привлечь ими внимание публики. Самые яркие и характерные примеры — это Бернар и Казати, виртуозные любительницы провокаций и искательницы шумной славы. Привлечение и удержание внимания — вот что безошибочно превращает сатанизм и прочую дьяволическую символику в мощное орудие. Об этом рассказывала, например, Блаватская, а еще это наглядно продемонстрировала Мэри Маклейн, успешно добившаяся известности такими средствами (см. главу 9), а также другие.