Как отмечают Мэрилин Ниссенсен и Сьюзен Джонас, рассуждая о дамской сумочке со змеей, которую, вероятно, Рене Лалик изготовил по заказу Сары Бернар, этот аксессуар «задумывался как дерзкая вещица — нарочитое напоминание об особенной связи между змеями и женщинами»[1923]
. Это же относится ко всем упомянутым украшениям, которые отражали возникшее в ту пору у довольно многих женщин желание примерить на себя демоническую личину. Можно, конечно, задаться вопросом (как мы и сделали): насколько бунтарский характер имел этот образ к тому времени, когда он уже стал коммерческим, а по Парижу расхаживали подражательницы Бернар и Казати, увешанные золотыми и серебряными змеями? Если бы нужно было ответить коротко, мы бы ответили так: бунтарский дух из него еще не выветрился. Если хорошенько всмотреться в общественную атмосферу той эпохи, то выяснится, что символика, о которой здесь идет речь, по-прежнему воспринималась как весьма провокационная и крамольная, — несмотря на то что изделия из драгоценных камней в оправе из драгоценных металлов, изображавшие соблазнительные извивы, можно было запросто приобрести в ювелирном магазине. Не стоит удивляться тому, что многие находили обсуждаемые мотивы в высшей степени неприличными и предосудительными. На эту тему тогда даже велись споры, и кое-кто предлагал ввести запрет на изображение человеческих фигур и (некоторых) животных, — сделав исключение, пожалуй, для бабочек и ласточек[1924]. В итоге, разумеется, никто и не подумал прислушаться к голосам возмущенных моралистов. Поскольку на рынке ювелирных украшений явно имелся спрос на подобные вещицы, их продолжали производить. Таким образом, потребительская культура способствовала распространению изделий, которые можно расценивать как проявления инфернального феминизма.Дэвид Ланкастер, писавший о двух брошах с драконами 1895 года (обе, вероятно, работы Плиссона и Харца), отмечает, что они были изготовлены, чтобы «потрафить всеобщей любви к дозированному ужасу», которая «прочно вошла в моду во Франции и длилась еще немалую часть ХХ века»[1925]
. В связи с упоминанием этой моды мы вновь можем заметить, что дракон — хорошо известный символ Сатаны в христианской мифологии и что в изобразительном искусстве эдемского змея иногда заменяли на дракона — как это сделал, например, Рубенс на знаменитой гравюре 1638 года, изображавшей Адама и Еву[1926]. Есть и другие примеры подобных иконографических пересечений или переносов. О смешении Сатаны с древнегреческим богом Паном уже не раз говорилось выше, и потому любопытно, что в ювелирных изделиях Пан тоже занимал заметное место — как, например, на одном русском кулоне (неизвестный мастер, ок. 1905) и на одном немецком гребне (Фриц Вольбер, ок. 1900). На последнем изображен Пан, играющий на свирели для женщины[1927]. Еще один повторяющийся мотив в искусстве модерна, особенно в скульптуре, — женская фигура с крыльями летучей мыши. Появлялся он и в ювелирных изделиях — например, на одном эффектном кулоне (неизвестный мастер, ок. 1900)[1928]. В христианской иконографии крылья летучей мыши — один из характерных атрибутов чертей, и, по сути, нет других мифологических или литературных антропоморфных существ с такими же крыльями — за исключением вампиров, однако изображения вампиров в виде гибрида человека с летучей мышью стали появляться в больших количествах гораздо позже того периода, когда производились ювелирные изделия, украшенными такими мотивами. Итак, выбирая культурно обоснованную трактовку, следует указать, что на подобных изделиях изображается демоница. В христианском иконографическом контексте летучие мыши имели абсолютно негативные коннотации, и эта темная сторона подчеркнута, например, Филиппом Вольферсом, изобразившим чудовищную помесь женщины с летучей мышью (ок. 1899), чьи голова и ноги опутаны змеями[1929]. Пожалуй, было бы некоторым преувеличением видеть в этих крылатых женских фигурках прямое отражение «завоеванного с боем освобождения женщины и ее меняющейся роли в обществе», как это делает Вивьен Бекер[1930]. И все же она отчасти права — в том смысле, что женщины, надевавшие такие аксессуары, в которых многие их современники видели возмутительные и оскорбительные изображения дьяволиц, уж точно не демонстрировали этим уступчивость и послушание.Заключительные слова