Инфернальный феминизм

Сама Уорнер называла один из источников, вдохновивших ее на написание «Лолли Уиллоуз»: это была книга Маргарет Мюррей «Культ ведьм в Западной Европе» (1921)[2236]. Мюррей пользовалась уважением как египтолог, хотя (как и большинство женщин из ее поколения) она, по сути, не имела систематического академического образования. Этим отчасти и объясняется та несостоятельная методология, с которой она подошла к совершенно иной области, а именно к судам над европейскими ведьмами на заре Нового времени. Эта переориентация интересов в исследовательской сфере произошла из‐за временного прекращения всякой египтологической деятельности в годы Первой мировой войны. Абсурдные идеи Мюррей, опубликованные ею в журнале Folklore в 1917 году и позднее выпущенные отдельной книгой издательством Оксфордского университета, были сразу же разнесены в клочья профессиональными историками. И все-таки эти идеи оказались чрезвычайно притягательными для широкой публики. Жаклин Симпсон предположила, что у этого успеха было несколько причин. Одна из них заключалась в том, что Мюррей удалось найти идеальную промежуточную позицию между взглядами религиозных экстремистов, которые по-прежнему считали ведьм сатанистками с чудесными способностями, полученными ими от дьявола, и взглядами типичных ученых-скептиков, видевших в них совершенно невинных жертв. Идея Мюррей состояла в том, что ведьмы представляли собой несверхъестественную контркультуру, которая втайне исповедовала язычество с его культом плодородия и практиковала соответствующие обряды[2237]. Последнее утверждение, конечно же, очень созвучно теориям сэра Джеймса Джорджа Фрэзера, чья «Золотая ветвь» (1890, расширенное издание — 1907–1915), по выражению Нормана Кона, «спровоцировало культ культов плодородия»[2238]. Мнимый сатанизм ведьмовского культа, по объяснению Мюррей, был просто плодом недоразумения: рогатое божество, которому поклонялись ведьмы, был языческим богом Янусом/Дианусом. Сатанистки или нет, ведьмы (по представлениям Мюррей) все равно занимались кое-чем дурным: время от времени приносили в жертву детей и оскверняли могилы младенцев, чтобы съесть их мясо[2239]. Если в более ранних авторитетных и столь же фантасмагорических книгах о колдовстве, написанных учеными, вроде «Ведьмы» Мишле, иногда постулировались политические мотивы возникновения тайных сект, то в «Колдовстве в Западной Европе» этого не было. Если, по теории Мишле, ведьмы боролись за свободу протосоциалистического толка, то в глазах Мюррей они оставались в первую очередь крестьянками с крестьянскими же заботами — об урожае и скотине.

Уорнер прочла книгу Мюррей, как только она появилась в продаже, и послала автору экземпляр собственного дебютного романа вскоре после его выхода[2240]. Через некоторое время они встретились и вместе пообедали, после чего Уорнер отозвалась в одном письме о харизме писательницы-египтолога: «Мне хотелось бы попасть к ней в ковен, и думаю, это получится». Мюррей, в свой черед, понравилась уорнеровская ведьма, но, что не удивительно, изображение дьявола в романе оставило ее в некотором недоумении[2241]. Близкий друг Уорнер Дэвид Гарнетт находил, что две эти книги взаимно дополняют друг друга: «Если мисс Мюррей приводит факты, то мисс Таунсенд Уорнер — первая женщина, приподнявшая завесу над духовной стороной ведьмовского культа»[2242]. Хотя Уорнер явно разделяла взгляды Мюррей, восхищавшейся ведьмовской фигурой, читала ее книгу, а позже еще и подпала под ее личное обаяние, Авашти несколько переоценивает сходство между двумя книгами, когда утверждает, что у обеих заметно «желание развеять лживые россказни о ведьмовстве»[2243]. Я бы сказал, что Уорнер пытается представить не какой-то «правдивый» рассказ, а феминистское контрпрочтение — где Сатана предстает спасителем, а ведьмы — любительницами свободы, — пытаясь тем самым подорвать патриархальный христианский метанарратив, в рамках которого и тайный сговор женщины с Сатаной в Эдемском саду, и ее позднейшая способность становиться ведьмой использовались для ее же принижения, порабощения и угнетения.