Инферно

Данте был изгнан, и ему не позволили вернуться к крещальне, но в Лэнгдоне крепла надежда, что после всех злоключений прошлой ночи посмертная маска поэта все-таки нашла свой путь к этому священному месту и сейчас находится там.

Баптистерий, думал он. Перед тем как умереть, Игнацио наверняка успел спрятать в нем маску. Лэнгдон вспомнил его отчаянный телефонный звонок и, содрогаясь, представил, как этот тучный человек с трудом ковыляет через площадь к проулку и из последних сил сообщает, что спрятал маску в крещальне.

Врата для тебя открыты.

Пробираясь со своей спутницей сквозь толпу, Лэнгдон не сводил глаз с баптистерия. Сиенна двигалась теперь с такой стремительностью, что ему то и дело приходилось переходить на бег, чтобы не отстать. Уже издали было видно, как ярко сверкали на солнце массивные главные двери баптистерия.

Изготовленные из позолоченной бронзы, высотой более пятнадцати футов, эти двери потребовали от скульптора, ювелира и гравера Лоренцо Гиберти более двадцати лет работы. Он украсил их десятью золочеными рельефами с важнейшими сценами из Ветхого Завета, причем отливка и гравировка фигур были выполнены с таким мастерством, что Джорджо Вазари назвал двери «безусловно совершенными во всех отношениях и… истинным шедевром, когда-либо созданным человеком».

Однако своим названием, пережившим века и сохранившимся до наших дней, эти двери обязаны Микеланджело, который при виде их не смог сдержать восхищения и воскликнул: «Они так прекрасны, что могли бы служить вратами рая».

Глава 54

Библия, отлитая в бронзе, подумал Лэнгдон, любуясь великолепными дверями.

На сверкающих «Вратах рая» Гиберти разместил десять рельефов с важнейшими сценами из Ветхого Завета, расположив их в две колонки по пять в каждой. Они изображали и изгнание из рая Адама и Евы, и историю Моисея, и прием царем Соломоном царицы Савской.

На протяжении многих веков художники и историки искусства, начиная от Боттичелли и заканчивая нашими современниками, ведут споры о том, какой из этого потрясающего собрания рельефов самый красивый, и у каждого имеются свои доводы. Но чаще всего победителем называется центральный рельеф в левой колонке – «Благословение Иакова Исааком». Причиной принято называть удивительное разнообразие использованных мастером художественных приемов, однако Лэнгдон был склонен думать, что дело в другом: именно этот рельеф выбрал Гиберти для своей подписи.

Несколько лет назад Игнацио Бузони, с гордостью показывая эти врата Лэнгдону, смущенно признался, что после пятивекового противостояния наводнениям, вандализму и грязному воздуху двери пришлось заменить на их точные копии, а оригиналы ждут реставрации в музее Опера-дель-Дуомо. Лэнгдон тактично умолчал, что знал об этом. Сейчас гости Флоренции любовались копией, а с другой такой копией «Врат рая» Лэнгдон случайно столкнулся, исследуя собор Милости Господней в Сан-Франциско, где они с середины двадцатого века украшали главный вход.

Разглядывая шедевр Гиберти, Лэнгдон заметил рядом небольшую информационную табличку, от одной фразы на которой у него мурашки пробежали по коже.

La peste nera. Черная смерть. Господи, подумал Лэнгдон, где бы я ни оказался, мне везде о ней напоминают! В тексте говорилось, что врата явились исполнением обета, данного Господу в благодарность за то, что Флоренции удалось пережить чуму.

Лэнгдон перевел взгляд на «Врата рая», и в голове у него вновь зазвучали слова Игнацио. Врата для тебя открыты, но надо спешить.

Вопреки обещанию Игнацио, «Врата рая» оказались закрыты, как и во все дни, кроме редких религиозных праздников. Обычно туристы входили в баптистерий с другой стороны – через северные ворота.

Сиенна на цыпочках пыталась разглядеть вход поверх чужих голов.

– Здесь нет никакой ручки, – сказала она. – И никакой замочной скважины. Ничего.

Что верно, то верно, подумал Лэнгдон, зная, что Гиберти ни за что бы не стал портить свой шедевр такой тривиальностью, как ручка.

– Двери открываются вовнутрь. И запираются изнутри.

Сиенна на мгновение задумалась, выпятив губы.

– Выходит, снаружи… снаружи нельзя определить, заперты двери или нет.

– Полагаю, именно на это Игнацио и рассчитывал, – кивнул Лэнгдон.

Сделав несколько шагов вправо, он посмотрел на менее нарядную дверь с северной стороны – вход для туристов. Куривший возле него экскурсовод всем обращавшимся к нему показывал на табличку «APER-TURA 13.00–17.00». «Часы посещения с 13.00 до 17.00».