Инферно

В центре мозаичного пола располагался большой красновато-коричневый восьмиугольник. Он выглядел явно чужеродным и нарушал изящный узор мозаичного пола. Казалось, он служил просто крышкой, которой закрыли дыру в полу, что полностью соответствовало действительности. Лэнгдон быстро объяснил, что первоначальная крестильная купель представляла собой большой восьмиугольный бассейн в самом центре помещения. Если современные купели обычно стоят на возвышении, то раньше они находились в достаточно глубоких бассейнах, и в них крещаемый мог окунуться с головой. Лэнгдон представил, какой крик поднимали дети от страха в этом каменном зале, когда их окунали в большой бассейн с ледяной водой, некогда находившийся посреди зала.

– Таинство крещения было холодным и пугающим, – продолжил Лэнгдон. – Настоящий обряд посвящения. Даже опасный. Рассказывают, что Данте однажды даже прыгнул в купель, чтобы спасти тонущего ребенка. Как бы то ни было, первоначальную купель заложили плитой в шестнадцатом веке.

Сиенна оглядывала помещение с заметным волнением.

– Но если купели Данте больше нет… где Игнацио спрятал маску?

Лэнгдон понимал, что ее тревожило. В этом огромном зале было много укромных мест – за колоннами, статуями, гробницей, в нишах, алтаре, не говоря уже о галерее наверху.

Излучая уверенность, профессор повернулся к двери, через которую они вошли.

– Мы начнем отсюда, – объявил он, показывая на участок справа от «Врат рая».

На приподнятой платформе за декоративной металлической оградой был установлен высокий шестиугольный постамент из резного мрамора, напоминавший небольшой алтарь или столик для службы. Своим утонченным изяществом резьба напоминала перламутровую камею. Мраморный постамент венчала плита из полированного дерева диаметром около трех футов.

Сиенна неуверенно последовала за Лэнгдоном, который поднялся по ступеням и прошел за металлическую ограду. Оказавшись рядом с постаментом, она внимательно посмотрела на него еще раз и удивленно охнула, поняв, что это такое.

Лэнгдон улыбнулся. Вот именно, это не алтарь и не столик. Полированная деревянная вершина оказалась крышкой, закрывавшей полую чашу.

– Крещальная купель? – спросила она.

Лэнгдон кивнул.

– Если бы Данте крестили сегодня, то это было бы здесь. – Не теряя времени, он сделал глубокий вдох и, дрожа от нетерпения, взялся за деревянную крышку, приготовившись ее снять.

Ухватившись за крышку покрепче, Лэнгдон сдвинул ее и осторожно положил на пол возле купели. Затем заглянул в темноту неширокого колодца и невольно вздрогнул при виде представшей перед его глазами зловещей картины. Из темноты на него смотрело мертвое лицо Данте Алигьери.

Глава 56

Ищите и обрящете.

Лэнгдон стоял у края купели, не в силах отвести глаз от бледно-желтой посмертной маски, испещренной морщинами и безучастно взиравшей на него невидящим взглядом. Крючковатый нос и выступающий вперед подбородок исключали ошибку.

Данте Алигьери.

Хотя от самого созерцания маски уже становилось жутковато, в том, как она располагалась в купели, было что-то неестественное. Лэнгдон не мог поверить своим глазам.

Маска что… парит в воздухе?

Лэнгдон наклонился, пытаясь разглядеть получше. Купель глубиной в несколько футов была скорее колодцем, чем мелким бассейном. Ее стены спускались в вертикальную емкость, заполненную водой. Удивительным было то, что маска, как по волшебству, не падала в воду, а будто висела в воздухе.

Наконец Лэнгдон сообразил, в чем дело. Посередине купели находился вертикальный штырь, который выступал из воды и заканчивался небольшим металлическим диском над ее поверхностью. Наверное, он служил украшением источника воды в купели, а может, местом, на которое сажали младенца при крещении. Сейчас же на нем лежала маска Алигьери на безопасном удалении от поверхности воды.

Лэнгдон и Сиенна стояли рядом и молча смотрели на изрезанное морщинами лицо Данте Алигьери. Маска была все в том же полиэтиленовом пакете, и казалось, будто поэта им задушили. На мгновение это лицо в окружении стен наполненного водой колодца всколыхнуло в памяти Лэнгдона воспоминания о собственном кошмаре, пережитом им в детстве, когда он точно так же в отчаянии смотрел вверх.

Прогнав эти воспоминания, он осторожно опустил руки вниз и взял маску за края, где должны были располагаться уши. Хотя по нынешним меркам лицо было небольшим, маска оказалась неожиданно тяжелой. Лэнгдон медленно вынул ее из купели и повернул так, чтобы им с Сиенной удобнее было ее рассмотреть.

Даже под пленкой лицо казалось удивительно живым. Сырой гипс снял точный отпечаток с каждой морщинки и неровности кожи на лице поэта. Если не считать старой трещинки чуть пониже середины маски, она сохранилась в идеальном состоянии.

– Переверните ее, – шепотом попросила Сиенна. – Давайте посмотрим, что на обороте.